Читаем Не вышел из боя полностью

Хвать стрелка! – и во дворец волокут.

И король ему прокашлял: – Не буду

Я читать тебе моралей, юнец!

Если завтра победишь Чуду-юду,

То принцессу поведёшь под венец.

А стрелок: – Да это что за награда?

Мне бы выкатить портвейна бадью!

Мол, принцессу мне и даром не надо –

Чуду-юду я и так победю.

А король: – Возьмёшь принцессу – и точка!

А не то тебя – раз-два! – и в тюрьму!

Это всё же королевская дочка!

А стрелок: – Ну хоть убей – не возьму!

И пока король с ним так препирался, –

Съев уже почти всех женщин и кур,

Возле самого дворца ошивался

Этот самый – то ли бык, то ли тур.

Делать нечего – портвейн он отспорил,

Чуду-юду победил и убёг.

Так принцессу с королём опозорил

Бывший лучший, но опальный стрелок.

<p><strong>В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах …</strong></p>

В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах

Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх.

Воет воем, что твои упокойники.

Если есть там соловьи – то разбойники.

Страшно, аж жуть!

В заколдованных болотах там кикиморы живут, –

Защекочут до икоты и на дно уволокут.

Будь ты пеший, будь ты конный – заграбастают,

А уж лешие – так по лесу и шастают.

Страшно, аж жуть!

А мужик, купец и воин попадал в дремучий лес,

Кто за чем – кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез.

По причине попадали, без причины ли,

Только всех их и видали, – словно сгинули.

Страшно, аж жуть!

Из заморского из леса, где и вовсе сущий ад,

Где такие злые бесы – чуть друг друга не едят,

Чтоб творить им совместное зло потом,

Поделиться приехали опытом.

Страшно, аж жуть!

Соловей-Разбойник главный им устроил буйный пир,

А от них был Змей трехглавый и слуга его – Вампир.

Пили зелье в черепах, ели бульники,

Танцевали на гробах, богохульники.

Страшно, аж жуть!

Змей-Горыныч взмыл на древо, ну раскачивать его:

– Выводи, Разбойник, девок, пусть покажут кой-чего!

Пусть нам лешие попляшут, попоют,

А не то я, матерь вашу, всех сгною! –

Страшно, аж жуть!

Соловей-Разбойник тоже был не только лыком шит.

Свистнул, гикнул, крикнул: – Рожа, гад, заморский

паразит!

Убирайся без бою, уматывай!

И Вампира с собою прихватывай! –

Страшно, аж жуть!

Все взревели, как медведи: – Натерпелись столько лет!

Ведьмы мы али не ведьмы? Патриотки али нет?!

Налил бельма, ишь ты, клещ, отоварился!

А еще на наших женщин позарился! –

Страшно, аж жуть!

И теперь седые люди помнят прежние дела –

Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела.

Прекратилося навек безобразие.

Ходит в лес человек безбоязненно.

И не страшно – ничуть!

<p><strong>Как ныне сбирается вещий Олег …</strong></p>

Как ныне сбирается вещий Олег

Щита прибивать на ворота,

Как вдруг подбегает к нему человек

И ну шепелявить чего-то:

– Эх, князь, – говорит ни с того ни с сего, –

Ведь примешь ты смерть от коня своего!

Но только собрался идти он «на Вы»,

Отмщать неразумным хозарам,

Как вдруг прибежали седые волхвы,

К тому же разя перегаром,

И говорят ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего.

– Да кто вы такие? Откуда взялись?

Дружина взялась за нагайки.

– Напился, старик, так пойди похмелись,

И неча рассказывать байки

И говорить ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от копя своего!

Пу, в общем, они не сносили голов –

Шутить не могите с князьями! –

И долго дружина топтала волхвов

Своими гнедыми конями.

– Ишь, говорят ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего!

А вещий Олег свою линию гнул,

Да так, что никто и не пикнул.

Он только однажды волхвов вспомянул

И то саркастически хмыкнул:

Ну надо ж болтать ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего!

– А вот он мой конь. На века опочил –

Один только череп остался.

Олег преспокойно стопу возложил

И тут же на месте скончался.

Злая гадюка кусила его,

И принял он смерть от коня своего.

Каждый волхвов покарать норовит,

А нет бы прислушаться, правда?

Олег бы послушал – ещё один щит

Прибил бы к вратам Цареграда.

Волхвы-то сказали с того и с сего,

Что примет он смерть от коня своего.

<p><strong>СТРАННАЯ СКАЗКА</strong></p>

В Тридевятом государстве

(3 * 9 = 27)

Всё держалось на коварстве,

Без проблем и без систем.

Нет того, чтобы, там, воевать!

Стал король втихаря попивать,

Расплевался с королевой,

Дочь оставил старой девой,

А наследник пошел воровать.

В Тридесятом королевстве

(З * 10 – тридцать, что ль?)

В добром дружеском соседстве

Жил ещё один король.

Тишь да гладь да спокойствие там,

Хоть король был отъявленный хам.

Он прогнал министров с кресел,

Оппозицию повесил

И скучал от тоски по делам.

В Триодиннадцатом царстве

(То бишь, в царстве 33)

Царь держался на лекарстве:

Воспалились пузыри.

Был он милитарист и вандал,

Двух соседей зазря оскорблял,

Слал им каждую субботу

Оскорбительную ноту,

Шёл на международный скандал.

В Тридцать третьем царь сказился:

Не хватает, мол, земли

На соседей покусился –

И взбесились короли.

– Обуздать его, смять! – Только глядь

Нечем в Двадцать седьмом воевать,

А в Тридцатом – полководцы

Все утоплены в колодце

И вассалы восстать норовят.

[1966]

<p><strong>МЫ В ОЧЕРЕДИ ПЕРВЫЕ СТОЯЛИ</strong></p>

А люди всё роптали и роптали,

А люди справедливости хотят:

– Мы в очереди первые стояли,

А те, кто сзади нас, – уже едят.

Им объяснили, чтобы не ругаться:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное