Читаем Не вышел из боя полностью

И дымящейся кровью из горла

Чувства вечные хлынут на нас.

Ныне, присно, во веки веков, старина,

И цена есть цена, и вина есть вина,

И всегда хорошо, если честь спасена,

Если другом надёжно прикрыта спина.

Чистоту, простоту мы у древних берём,

Саги, сказки из прошлого тащим,

Потому что добро остаётся добром –

В прошлом, будущем и настоящем.

БАЛЛАДА О ВОЛЬНЫХ СТРЕЛКАХ

Если рыщут за твоею непокорной головой,

Чтоб петлёй худую шею сделать более худой,

Нет надёжнее приюта – скройся в лес, не пропадёшь,

Если продан ты кому-то с потрохами ни за грош.

Бедняки и бедолаги, презирая жизнь слуги,

И бездомные бродяги, у кого одни долги, –

Все, кто загнан, неприкаян, в этот вольный лес

бегут,

Потому что здесь хозяин – славный парень Робин

Гуд.

Здесь с полслова понимают, не боятся острых слов,

Здесь с почётом принимают оторви-сорвиголов,

И скрываются до срока даже рыцари в лесах.

Кто без страха и упрёка – тот всегда не при деньгах.

Знают все оленьи тропы, словно линии руки,

В прошлом слуги и холопы, ныне – вольные

стрелки.

Здесь того, кто всё теряет, защитят и сберегут.

По лесной стране гуляет славный парень Робин

Гуд.

И живут да поживают, всем запретам вопреки,

И ничуть не унывают эти вольные стрелки.

Спят, укрывшись звёздным небом, мох под рёбра

подложив.

Им, какой бы холод ни был, жив – и славно, если жив!

Но вздыхают от разлуки – где-то дом и клок

земли –

Да поглаживают луки, чтоб в бою не подвели.

И стрелков не сыщешь лучших. Что же завтра?

Где их ждут? –

Скажет лучший в мире лучник – славный парень

Робин Гуд!

РАЗБОЙНИЧЬЯ

Как во смутной волости

Лютой, злой губернии

Выпадали молодцу

Всё шипы да тернии.

Он обиды зачерпнул, зачерпнул

Полные пригоршни,

Ну, а горя, что хлебнул, –

Не бывает горше.

Пей отраву, хоть залейся!

Благо, денег не берут.

Сколь верёвочка ни вейся –

Всё равно совьёшься в кнут.

Гонит неудачников

По миру с котомкою.

Жизнь текёт меж пальчиков

Паутиной тонкою.

А которых повело, повлекло

По лихой дороге –

Тех ветрами сволокло

Прямиком в остроги.

Тут на милость не надейся –

Стиснуть зубы да терпеть!

Сколь верёвочка ни вейся –

Всё равно совьёшься в плоть!

Ох, родная сторона,

Сколь в тебе ни рыскаю,

Лобным местом ты красна

Да верёвкой склизкою…

А повешенным сам дьявол-сатана

Голы пятки лижет.

Смех-досада, мать честна! –

Ни пожить, ни выжить!

Ты не вой, не плачь, а смейся

Слёз-то нынче не простят.

Сколь верёвочка ни вейся –

Всё равно укоротят!

Ночью думы муторней.

Плотники не мешкают.

Не успеть к заутрене –

Больно рано вешают.

Ты об этом не жалей, не жалей, –

Что тебе отсрочка?

На верёвочке твоей

Нет ни узелочка.

Лучше ляг да обогрейся –

Я, мол, казни не просплю…

Сколь верёвочка ни вейся –

А совьёшься ты в петлю!

ПЕСНЯ О РОССИИ

Как засмотрится мне нынче, как задышится!

Воздух крут перед грозой – крут да вязок.

Что споётся мне сегодня, что услышится?

Птицы вещие поют, да все из сказок!

Птица Сирин мне радостно скалится,

Веселит, зазывает из гнёзд.

А напротив тоскует, печалится,

Травит душу чудной Алконост.

Словно семь заветных струн

Зазвенели в свой черёд –

Это птица Гамаюн

Надежду подаёт!

В синем небе, колокольнями проколотом, –

Медный колокол, медный колокол

То ль возрадовался, то ли осерчал.

Купола в России кроют чистым золотом,

Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,

Пред великою да сказочной страною –

Перед солоно да горько-кисло-сладкою,

Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью чавкая, жирной да ржавою,

Вязнут лошади по стремена,

Но влекут меня сонной державою,

Что раскисла, опухла от сна.

Словно семь богатых лун

На пути моём встаёт –

То мне птица Гамаюн

Надежду подаёт!

Душу, сбитую утратами да тратами,

Душу, стёртую перекатами, –

Если до крови лоскут истончал, –

Залатаю золотыми я заплатами,

Чтобы чаще Господь замечал…

БАЛЛАДА О ДЕТСТВЕ

Час зачатья я помню неточно.

Значит, память моя – однобока.

Но зачат я был ночью – порочно

И явился на свет не до срока.

Я рождался не в муках, не в злобе –

Девять месяцев это не лет…

Первый срок отбывал я в утробе.

Ничего там хорошего нет.

Спасибо вам, святители,

Что плюнули да дунули,

Что вдруг мои родители

Зачать меня задумали

В те времена укромные,

Теперь почти былинные,

Когда срока огромные

Брели в этапы длинные.

Их брали в ночь зачатия,

А многих даже ранее.

А вот живёт же братия,

Моя честна компания.

Ходу, думушки резвые! Ходу!

Слова, строченьки милые, слова!

Первый раз получил я свободу

По указу от тридцать восьмого.

Знать бы мне, кто так долго мурыжил,

Отыгрался бы на подлеце!

Но родился, и жил я, и выжил –

Дом на Первой Мещанской, в конце.

Там за стеной, за стеночкою,

За перегородочкой

Соседушка с соседочкою

Баловались водочкой.

Все жили вровень, скромно так,

Система коридорная,

На тридцать восемь комнаток

Всего одна уборная.

Здесь на зуб зуб не попадал,

Не грела телогреечка,

Здесь я доподлинно узнал,

Почём она, копеечка.

Не боялась сирены соседка,

И привыкла к ней мать понемногу.

И плевал я, здоровый трёхлетка,

На воздушную эту тревогу.

Да, не всё то, что сверху, – от Бога.

И народ зажигалки тушил,

И как малая фронту подмога –

Мой песок и дырявый кувшин.

И било солнце в три луча,

Сквозь дыры крыш просеяно,

На Евдоким Кирилыча

И Гисю Моисеевну.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное