Не вышел из боя

– Да что ты, Клава, как с цепи сорвалась? Сказал же – вернусь скоро! Разберемся!

И не возвращался опять скоро. А наоборот, года через четыре – и то хорошо, что по здоровью сактировали. И опять она хлопочет, бьется, ругается, а все-таки С ним она. Вот такие бывают у таких ребят подруги.

Но Тамара такой не была. И не дожидалась Коллегу Николая, да и недолго вспоминала. А когда он вернулся – девочки любили иностранцев. Не одного какого-нибудь иностранца, а вообще иностранцев, как понятие, как символ, символ чего-то иного и странного.

Во-первых, они чаще всего живут в отелях, а при отелях рестораны, а после – номера – их теперь обставляют шведы, финны и даже французы. Попадешь сразу в чистоту и тепло, и веет сразу же, как со страниц виденных уже «Пентхаузов» и «Плейбоев» с мисс и мистерами Америка за 197… год, с удивительными произведениями дизайнеров – дома, туалеты, ванны и бассейны, спальни и террасы, и в них невесты в белых платьях, элегантные жены с выводками упитанных и элегантных же детей, и, конечно, мужчины в машинах, лодках с моторами «Джонсон», в постелях и во всем, подтянутые и улыбающиеся, почти как тот, что тебя сюда привел. Он, правда, не подтянутый, и лет ему раза в два с половиной больше, чем тебе, но у него – вот они, эти самые журналы с рекламами «Marlboro», и курят их голубоглазые морщинистые ковбои в шляпах и джинсах, сильные и надежные самцы, покорители дикого Запада, фермеры и миллионеры. А тот, который тебя сюда привел, с таинственным видом вынимает хрустящий такой пакетик от «Бон Марше», который есть не что иное, как рынок или просто универмаг, а вовсе никакой не Пьер Кардэн, но ты-то этого не знаешь. Ты пакетик разворачиваешь, Тамара, Галя, Люда, Вера, и достаешь, краснея, колготки и бюстгальтер, который точно на тебя, потому что все вы теперь безгрудые почти – по моде сделанные Тамары, Гали, Люды и Веры, и второй номер он для всех вас выбрал безошибочно. И взвизгнув, вы или ты бежите его примерить, здесь же, в ванной комнате, а иностранец улыбается вашей непосредственности и откупоривает уже «Баллентайн», и тоник, и другие красивые посудины и ждет. Он неплохой дядя, этот вот, с проседью, и у него в кармане – в этаком бумажнике, что открывается гармошкой, в каждом отделении – жена и дети, а ты ему, правда, нравишься, а почему бы нет – ты молодая, красивая и загорелая. Не такая, конечно, как семь лет назад для Коли Святенко, но все-таки хороша. Вот ты выбежала из ванной – себя и лифчик показать. Вы оба понравились, потому что вас поцеловали одобрительно и для начала – в локоток.

А могли бы ведь Тамары, Веры, Люды и Галины пойти, скажем, в Мосторг и купить там то, другое, третье и даже джинсы и «Marlboro», и тогда трудно бы было дорогим нашим иностранным гостям без знания почти что языка доволакивать их до постелей в номерах отелей.

Не только, однако, за презенты. Но и за…

С ними хорошо и спокойно. Они ухаживают, делают комплименты, зажигалки подносят к сигарете и подают надежду на женитьбу. Это случается иногда, но нечасто, потому что предыдущий иностранец рассказал уже этому – кто ты, что ты; что любишь иностранцев как явление, и он, этот, прекрасно понимает, что ты с ним, как с символом «иного и странного».

Есть смешная байка про то, как певица ездила с разными оркестриками по всем городам и всегда ее приглашали после концерта почему-то контрабасисты, и все поили ее пивом, а потом вели к себе. Однажды она спросила: «Не странно ли вам, дорогой, что я всегда бываю приглашена только контрабасами, и все они поят меня пивом, а потом… Почему это?» Вместо ответа музыкант показал ей ноты, которые передавались одним оркестром другому, и там было написано на партии контрабаса: «Певица любит пиво, потом на все согласна».

Похоже, не правда ли? Так и чужеземцы, наверное, на чистом их языке объясняют друг другу все про вас, Тамары, Веры, Люды, Гали, и каждый последующий подает вам надежду на бракосочетание только с определенной и коварной своей целью, а может, и не подает вовсе, а просто хорошо воспитан.