Читаем Не вышел из боя полностью

У нас деньжищи! Что же тратим тыщи те

На воспитанье дурней и дурёх.

Вы среди нас таких ребят отыщете –

Замену целой «банды четырёх»!

Плывут у нас по Волге ли, по Каме ли

Таланты – все при шпаге, при плаще.

Руслан Халилов – мой сосед по камере, –

Там Мао – делать нечего вообще.

Успехи паши трудно вчетвером нести,

Но каждый – коренаст и голенаст.

Ведь воспитали мы, без ложной скромности,

Наследника Онассиса у нас!

Следите за больными и умершими!

Уйдёт вдова Онассиса – Жаки, –

Я буду мил и смел с миллиардершами –

Лишь дайте только волю, мужики!

Мы бдительны – мы тайн не разболтаем…

Мы бдительны – мы тайн не разболтаем,

Они в надёжных жилистых руках.

К тому же этих тайн мы знать не знаем,

Мы умникам секреты доверяем,

А мы, даст бог, походим в дураках.

Успехи взвесить – нету разновесов,

Успехи есть, а разновесов нет.

Они весомы и крутых замесов,

А мы стоим на страже интересов

Границ, успехов, мира и планет.

Вчера отметив запуск агрегата,

Сегодня мы героев похмелим,

Ещё возьмём по полкило на брата.

Свой интерес мы побоку, ребята!

На кой нам свой и что нам делать с ним?

Мы телевизоров понакупали,

В шесть – по второй – глядели про хоккей,

А в семь – по всем – Нью-Йорк передавали.

Я не видал, ребёнка мы купали,

Но там у них, наверное, о’кей!

Хотя волнуюсь, в голове вопросы:

Как негры там? Убрали ль урожай?

Как там в Ливане? Что там у Сомосы?

Ясир здоров ли? Каковы прогнозы?

Как с Картером? На месте ли Китай?!

Какие ордена ещё бывают? –

Послал письмо в программу «Время» я.

– Ещё полно?! Так что ж их не вручают?!

Мои детишки просто обожают,

Когда вручают – плачет вся семья.

1979

Мой чёрный человек в костюме сером…

Мой чёрный человек в костюме сером!..

Он был министром, домуправом, офицером.

Как злобный клоун, он менял личины

И бил под дых внезапно, без причины.

И, улыбаясь, мне ломали крылья,

Мой хрип порой похожим был на вой,

И я немел от боли и бессилья

И лишь шептал: – Спасибо, что живой,

Я суеверен был, искал приметы,

Что, мол, пройдёт, терпи, всё ерунда…

Я даже прорывался в кабинеты

И зарекался: – Больше – никогда!

Вокруг меня кликуши голосили:

– В Париж мотает, словно мы в Тюмень,

Пора такого выгнать из России!

Давно пора, видать, начальству лень.

Судачили про дачу и зарплату:

Мол, денег прорва, по ночам кую.

Я всё отдам, берите без доплаты

Трёхкомнатную камеру мою.

И мне давали добрые советы,

Чуть свысока, похлопав по плечу,

Мои друзья – известные поэты:

– Не стоит рифмовать «кричу – торчу».

И лопнула во мне терпенья жила,

И я со смертью перешёл на «ты», –

Она давно возле меня кружила,

Побаивалась только хрипоты.

Я от суда скрываться не намерен:

Коль призовут – отвечу на вопрос.

Я до секунд всю жизнь свою измерил

И худо-бедно, но тащил свой воз.

Но знаю я, что лживо, а что свято, –

Я понял это, всё-таки, давно.

Мой путь один, всего один, ребята.

Мне выбора, по счастью, не дано.

1980

Под деньгами на кону…

Под деньгами на кону

(Как взгляну – слюну сглотну) –

Жизнь моя! И не смекну,

Для чего играю.

Просто ставить по рублю –

Надоело – не люблю.

Проиграю – пропылю

На коне по раю.

Проскачу в канун Великого поста

По враждебному, по ангельскому стану.

Пред очами удивлёнными Христа

Предстану.

В кровь ли губы окуну

Или вдруг шагну к окну,

Из окна в асфальт нырну –

Ангел крылья сложит,

Пожалеет на лету –

Прыг, со мною в темноту.

Клумбу мягкую в цвету

Под меня подложит.

1979–1980

ДВЕ ПРОСЬБЫ

I

Мне снятся крысы, хоботы и черти.

Я гоню их прочь, стеная и браня,

Но вместо них я вижу виночерпия.

Он шепчет: «Выход есть: к исходу дня –

Вина! И прекратится толкотня,

Виденья схлынут, сердце и предсердия

Отпустят – и расплавится броня!»

Я – снова я. И вы теперь мне верьте, – я

Немногого прошу взамен бессмертия:

Широкий тракт, да друга, да коня;

Прошу покорно, голову склоня:

В тот день, когда отпустите меня, –

Не плачьте вслед, во имя милосердия!

II

Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,

Но чтобы душу дьяволу – ни-ни!

Зачем цыганки мне гадать затеяли! –

День смерти называли мне они.

Ты эту дату – боже сохрани! –

Не отмечай в своём календаре или

В последний миг возьми да измени!

Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли

И чтобы агнцы жалобно не блеяли,

Чтоб люди не хихикали в тени, –

Скорее защити и охрани.

Скорее! Ибо душу мне они

Сомненьями и страхами засеяли.

ГРУСТЬ МОЯ, ТОСКА МОЯ

(Вариации на цыганские темы)

Шёл я, брёл я, наступал то с пятки, то с носка.

Чувствую – дышу и хорошею.

Вдруг тоска – змеиная зелёная тоска –

Изловчась, мне прыгнула на шею.

Я её и знать не знал, меняя города,

А она мне шепчет: «Как ждала я…»

Как теперь? Куда теперь? Зачем, да и когда

Сам связался с нею, не желая?

Одному идти – куда ни шло, – ещё могу,

Сам себе судья, хозяин-барин.

Впрягся сам я вместо коренного под дугу,

С виду прост, а изнутри – коварен.

Я не клевещу: подобно вредному клещу

Впился сам в себя, трясу за плечи.

Сам себя бичую я и сам себя хлещу,

Так что – никаких противоречий.

Одари, судьба! Или за деньги отоварь!

Буду дань платить тебе до гроба!

Грусть моя, тоска моя – чахоточная тварь, –

До чего же живучая, хвороба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное