У нас деньжищи! Что же тратим тыщи те
На воспитанье дурней и дурёх.
Вы среди нас таких ребят отыщете –
Замену целой «банды четырёх»!
Плывут у нас по Волге ли, по Каме ли
Таланты – все при шпаге, при плаще.
Руслан Халилов – мой сосед по камере, –
Там Мао – делать нечего вообще.
Успехи паши трудно вчетвером нести,
Но каждый – коренаст и голенаст.
Ведь воспитали мы, без ложной скромности,
Наследника Онассиса у нас!
Следите за больными и умершими!
Уйдёт вдова Онассиса – Жаки, –
Я буду мил и смел с миллиардершами –
Лишь дайте только волю, мужики!
Мы бдительны – мы тайн не разболтаем…
Мы бдительны – мы тайн не разболтаем,
Они в надёжных жилистых руках.
К тому же этих тайн мы знать не знаем,
Мы умникам секреты доверяем,
А мы, даст бог, походим в дураках.
Успехи взвесить – нету разновесов,
Успехи есть, а разновесов нет.
Они весомы и крутых замесов,
А мы стоим на страже интересов
Границ, успехов, мира и планет.
Вчера отметив запуск агрегата,
Сегодня мы героев похмелим,
Ещё возьмём по полкило на брата.
Свой интерес мы побоку, ребята!
На кой нам свой и что нам делать с ним?
Мы телевизоров понакупали,
В шесть – по второй – глядели про хоккей,
А в семь – по всем – Нью-Йорк передавали.
Я не видал, ребёнка мы купали,
Но там у них, наверное, о’кей!
Хотя волнуюсь, в голове вопросы:
Как негры там? Убрали ль урожай?
Как там в Ливане? Что там у Сомосы?
Ясир здоров ли? Каковы прогнозы?
Как с Картером? На месте ли Китай?!
Какие ордена ещё бывают? –
Послал письмо в программу «Время» я.
– Ещё полно?! Так что ж их не вручают?!
Мои детишки просто обожают,
Когда вручают – плачет вся семья.
Мой чёрный человек в костюме сером…
Мой чёрный человек в костюме сером!..
Он был министром, домуправом, офицером.
Как злобный клоун, он менял личины
И бил под дых внезапно, без причины.
И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья
И лишь шептал: – Спасибо, что живой,
Я суеверен был, искал приметы,
Что, мол, пройдёт, терпи, всё ерунда…
Я даже прорывался в кабинеты
И зарекался: – Больше – никогда!
Вокруг меня кликуши голосили:
– В Париж мотает, словно мы в Тюмень,
Пора такого выгнать из России!
Давно пора, видать, начальству лень.
Судачили про дачу и зарплату:
Мол, денег прорва, по ночам кую.
Я всё отдам, берите без доплаты
Трёхкомнатную камеру мою.
И мне давали добрые советы,
Чуть свысока, похлопав по плечу,
Мои друзья – известные поэты:
– Не стоит рифмовать «кричу – торчу».
И лопнула во мне терпенья жила,
И я со смертью перешёл на «ты», –
Она давно возле меня кружила,
Побаивалась только хрипоты.
Я от суда скрываться не намерен:
Коль призовут – отвечу на вопрос.
Я до секунд всю жизнь свою измерил
И худо-бедно, но тащил свой воз.
Но знаю я, что лживо, а что свято, –
Я понял это, всё-таки, давно.
Мой путь один, всего один, ребята.
Мне выбора, по счастью, не дано.
1980
Под деньгами на кону…
Под деньгами на кону
(Как взгляну – слюну сглотну) –
Жизнь моя! И не смекну,
Для чего играю.
Просто ставить по рублю –
Надоело – не люблю.
Проиграю – пропылю
На коне по раю.
Проскачу в канун Великого поста
По враждебному, по ангельскому стану.
Пред очами удивлёнными Христа
Предстану.
В кровь ли губы окуну
Или вдруг шагну к окну,
Из окна в асфальт нырну –
Ангел крылья сложит,
Пожалеет на лету –
Прыг, со мною в темноту.
Клумбу мягкую в цвету
Под меня подложит.
ДВЕ ПРОСЬБЫ
Мне снятся крысы, хоботы и черти.
Я гоню их прочь, стеная и браня,
Но вместо них я вижу виночерпия.
Он шепчет: «Выход есть: к исходу дня –
Вина! И прекратится толкотня,
Виденья схлынут, сердце и предсердия
Отпустят – и расплавится броня!»
Я – снова я. И вы теперь мне верьте, – я
Немногого прошу взамен бессмертия:
Широкий тракт, да друга, да коня;
Прошу покорно, голову склоня:
В тот день, когда отпустите меня, –
Не плачьте вслед, во имя милосердия!
Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
Но чтобы душу дьяволу – ни-ни!
Зачем цыганки мне гадать затеяли! –
День смерти называли мне они.
Ты эту дату – боже сохрани! –
Не отмечай в своём календаре или
В последний миг возьми да измени!
Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли
И чтобы агнцы жалобно не блеяли,
Чтоб люди не хихикали в тени, –
Скорее защити и охрани.
Скорее! Ибо душу мне они
Сомненьями и страхами засеяли.
ГРУСТЬ МОЯ, ТОСКА МОЯ
Шёл я, брёл я, наступал то с пятки, то с носка.
Чувствую – дышу и хорошею.
Вдруг тоска – змеиная зелёная тоска –
Изловчась, мне прыгнула на шею.
Я её и знать не знал, меняя города,
А она мне шепчет: «Как ждала я…»
Как теперь? Куда теперь? Зачем, да и когда
Сам связался с нею, не желая?
Одному идти – куда ни шло, – ещё могу,
Сам себе судья, хозяин-барин.
Впрягся сам я вместо коренного под дугу,
С виду прост, а изнутри – коварен.
Я не клевещу: подобно вредному клещу
Впился сам в себя, трясу за плечи.
Сам себя бичую я и сам себя хлещу,
Так что – никаких противоречий.
Одари, судьба! Или за деньги отоварь!
Буду дань платить тебе до гроба!
Грусть моя, тоска моя – чахоточная тварь, –
До чего же живучая, хвороба.