Не забудь меня (ЛП)

Его пальцы подёргиваются, она видит, как напряжены костяшки.

- Но это не значит, что ты мне безразлична.

Она выдавливает улыбку, которая затрагивает губы, но не касается глаз.

- Я знаю, что не безразлична.

- Знаешь? – его ногти белеют, когда он крепче прижимает пальцы к деревянному столу.

- Да, - говорит она.

- Джейн. – (Его голос звучит как мольба). – Человек – это не только его прошлое.

Она устремляет взгляд на его лицо.

- И, несомненно, имена важны, - его губы тянутся вверх, совсем чуть-чуть, как будто он только что сказал что-то ужасно ироничное, - но не из-за этого ты мне небезразлична. Я люблю тебя, - говорит он и сжимает губы, прежде чем продолжить, проговаривает слова, будто говорит на иностранном языке, - Джейн Френч, в настоящем. В этот самый момент.

Она смотрит на него.

Он её любит. (И она знает, что он её любит, она знала это уже много дней, и поэтому она не понимает, почему это настолько шокирует её, почему такое чувство, что земля уходит из-под ног, или почему она не может подобрать слов в водовороте собственных мыслей.)

- Почему? – спрашивает она, – почему меня? – Он долго не отвечает. Она думает, что он не услышал (но его глаза непроницаемы, а его рука снова дрожит, и он выглядит таким же напуганным, как она).

- Что… ты имеешь в виду? - спрашивает он, поворачивая руку ладонью кверху и разводя пальцы в подобии пожатия плечами.

- Я имею в виду то, что сказала. Ты говоришь, что любишь меня. Я хочу знать, почему.

(Она хочет знать, любит ли он Белль, или чувствует себя обязанным ей, потому что винит себя, или любит Джейн, потому что она – единственная, кто не бежит в ужасе от его магии и отблеска опасности, скрытого в глубине его глаз.)

- Потому что когда я смотрю на тебя, - говорит он, - я вижу ту, которая заслуживает быть любимой. Сострадательную, любознательную, щедрую. Очень-очень смелую. – Это отзвук того дня и встречи за столом в теперь уже знакомом кафе, когда он был незнакомцем, а ей было безгранично одиноко. (И может, всё не так уж сильно изменилось, потому что он всё ещё считает ее смелой, а она всё ещё не знает, прав ли он.)

- Ты говоришь так, будто я какой-нибудь герой, - говорит она.

- А кто сказал, что это не так?

Она пожимает плечами. Смотрит на его всё ещё протянутую руку, а её руки аккуратно сложены на коленях.

- Я сломана, - говорит она.

- Может быть, надколота, - говорит он с кривой улыбкой на губах, – но едва ли сломана.

- Ты говоришь уверенно.

- Я что-то вроде эксперта в подобных вопросах.

Она улыбается (и она едва видит его сквозь слезы, застилающие глаза, потому что в его голосе столько надежды, и она мечтала бы увидеть себя его глазами).

- Вы – женщина, которую я люблю, мисс Френч. Дольше, чем можете помнить. Сомневаюсь, что смог бы перестать любить вас, даже если бы захотел.

Она молчит, но протягивает руку по столу и переплетает свои пальцы с его.

(Это не совсем героический ответ, но глядя, как он улыбается, она думает, что может быть, этого достаточно.)

***

Они заканчивают ужин почти в тишине, но в тишине уютной: с короткими улыбками, незаметными прикосновениями и вторыми порциями куриного пирога. Он убирает посуду (несмотря на её протесты, что он гость, а она хозяйка), а она достаёт из морозилки контейнер с ванильным мороженым и коробку с рожками из буфета и спрашивает, сколько он хочет шариков – один или два.

Когда они заканчивают десерт, ей удаётся не подпустить его к посуде (потому что ещё только десять, и, как говорится в поэме Роберта Фроста, у неё «миль немало впереди до сна»). Он берёт трость и пиджак со спинки стула, и она провожает его до двери. Они проходят гостиную и идут вниз по лестнице через тихую тёмную библиотеку к двойным парадным дверям.

Они стоят в тишине, в бледном свете луны и бледном мерцании уличного фонаря.

- Увидимся в субботу, - говорит он наконец, нарушая тишину.

Уже вечер среды, но выходные внезапно кажутся далёкими.

- Надеюсь, - говорит она.

Он медлит у двери целую вечность, мгновение, похожее на «Войну и мир», которое всё тянется и тянется. Он не хочет уходить. (Она не хочет, чтобы он уходил). Она кладет руки поверх его рук (его руки вертят набалдашник трости и успокаиваются только, когда она сжимает их ладонями). Они оба ждут чего-то.

Она понимает, чего не хватает им обоим, и решается всё исправить, прежде, чем осознаёт, к чему это приведёт.

Очень медленно она тянется вверх, чтобы убрать прядь волос с его лица. (Он склоняется к её прикосновению.) Она хватается за его лацканы, чтобы удержать равновесие, поднимается на цыпочки и прижимается губами к самому уголку его рта. (Он улыбается – она чувствует подёргивание его губ под её губами и перестук его сердца под пиджаком.)

- Спасибо, что пришел, - говорит она.

- Всегда рад, - отвечает он.

Их голоса звучат слишком громко в пустом вестибюле. Она закусывает губу и смотрит в пол.

Он медленно поднимает руку (как будто ладонь должна коснуться её щеки), но вместо этого открывает дверь. Её окутывает прохладный ночной воздух. Стрекотание сверчков нарушает тишину.

- Спокойной ночи, - говорит он.

- Спокойной ночи.