Не запирайте вашу дверь

Я сидела тихо и лишь изредка кивала головой, предоставив инициативу подруге. Роль наблюдателя меня вполне устраивала.

— Детективы-любители, — буркнула Евгения. Презрения в ее фразе было столько, что, имей оно материальное выражение, мы бы просто утонули в нем.

— Мы решили, что речь шла об обычной измене, а убить за измену хотят Милку или Лёню. Милке мог написать Сеня…

— А Лёне, значит, я?! — взвилась Тамара. — Ты думаешь, что говоришь?!!

— Я думаю, думаю, — невозмутимо произнесла Вика. — Посидите спокойно, скоро всё узнаете… Мы и Милку пытались охранять, и с Лёней беседовали, но…

— А кого на самом деле хотели убить? — вяло поинтересовалась Евгения.

— Не спешите. Самым непонятным в этом деле был почерк, которым написана записка. Это был твой почерк, Алина!

— Но ведь я… — растерялась та. — А кто должен был мне изменить?

— Не кто, а что, — поправила ее Вика. — Изменить должны были завещание. На дачу. В связи со свадьбой твоей сестры. А ты — принять меры, чтобы этого не допустить.

— Что?! — потрясенно произнесла Алина и издала какой-то полувсхлип-полувздох. — Ты хочешь сказать, что это я?! Что я ее?! Что я хотела убить свою бабушку?!

— Даже хуже: что это ты ее убила! — злорадно хихикнула Милка и бросила победный взгляд на Пашу. Тот имел бледный вид и смотрел в окно.

— Но ведь бабушка… Как же так?!

— Мы рассказали про записку Лёне, — продолжала Вика, не обращая внимания на ее слова. — Он всё сразу понял: и про бабушку, и про завещание. И поехал расспрашивать Пашу и Сеню.

О том, что Лёня тогда не знал содержания записки, было известно только нам с Викой. Очевидно, у моей подруги появилась новая идея. Она любила импровизации.

— А почему же он не поехал в милицию? — еле слышно прошептала Алина. От переживаний у нее внезапно осип голос.

— Но ведь в записке был твой почерк!

— И что, он тоже подумал, что я ее убила?! — даже шепотом ее голос дрожал от несправедливости обвинения. Но об этом, кроме нас с Викой, знали еще Милка и Паша. Неизвестно, что думали остальные, но они подавленно молчали.

— Может, он искал доказательства, — бросила в пространство Милка.

— О Господи! — простонала Тамара. — И это родной отец! А ты тоже хороша! Разве ты не знала: у нее потребуешь — и всё получишь наоборот! Она назло так сделает!

— Это неправда! — испуганно заявила Алина. — Я не требовала! А где она, эта записка? Покажите мне ее.

— Ее больше нет! — самодовольно усмехнулась Милка. — Им нечего тебе показывать!

— А ты откуда знаешь? — набросилась на нее Тамара.

Милка заткнулась. Она допустила ошибку.

Я посмотрела на Пашу. Вместе со стулом он постепенно перемешался в направлении входной двери. Совершенно бесшумно, не делая резких движений. Как будто перетекал.

— Но я же… — умоляюще произнесла Алина.

Я решила вмешаться. Сейчас я сочувствовала Алине.

— Почерк можно подделать, — тихо произнесла я со своей ступеньки. Все, кому было нужно, меня услышали и задрали головы вверх. Милка при этом недовольно дернула носом.

— Он подделал мой почерк?! — взвизгнула Алина. — Зачем?!

— Кто он? — повернулась к ней Евгения.

— Не знаю, — смутившись, промямлила ее племянница и в поисках поддержки повернулась к Сергею. Но тому, похоже, было всё равно. Он сидел с отсутствующим видом и, должно быть, проклинал себя за то, что приехал на эту дачу. И что связался с Алиной.

— А разве эту записку написала женщина? — поинтересовалась Тамара.

— Может, это ты, — заявила Евгения. — У вас с Алинкой почерк похожий.

— Или ты! — не осталась в долгу Тамара. — Подделать почерк моей дочери очень легко!

— Лучше подумайте, кому это выгодно? — примирительно заметила Вика. — А пока я прочитаю вам завещание. Юль, давай его сюда.

Это было сказано мне, и я протянула ей листок.

— Завещание, — начала читать Вика в эффектной позе королевского глашатая. — Я, нижеподписавшаяся…

Милкины мать и тетка не выдержали, подскочили к Вике с разных сторон и выхватили завещание из ее руки. Теперь они держали лист за противоположные углы, одна — правой рукой, другая — левой. Выглядело это немного комично, словно одну из них я видела в зеркале.

— Отдай! — топнула Тамара.

— Ну уж нет! — уперлась Евгения. — Тебе — ни за что! Я сама прочитаю. И вообще, хватит меня тиранизировать!

— Терроризировать! — рявкнула в ответ Тамара. — Я тебя терроризирую, двоечница!

— Или тираню, — тихонько подсказала я.

Держась за завещание, они вернулись к своим стульям, осторожно уселись на них и потянули лист каждая в свою сторону. Он, этот лист, был довольно крепким — очевидно, его изготовитель рассчитывал на то, что наследники будут вырывать завещание друг у друга из рук.

— Где мои очки?! — нахмурилась Евгения.

Очки лежали на подоконнике, достать их, не поднимаясь со стула, было нельзя. Выпустить лист из рук — тем более. За помощью Евгения оглянулась на дочь, в этот миг Тамара наклонилась к завещанию и начала читать:

— Я, нижеподписавшаяся, Ильичёва Ираида Афанасьевна…