— Что это вам не спится? Среди ночи в гости не ходят, — надменно произнесла я, стараясь скрыть дрожь в голосе. К кому я обращалась, видно не было.
— Я беспокоился. Что-нибудь случилось? У вас свет горит всю ночь, — услышала я голос Брюнета.
Я впустила его в дом, даже не спросив, откуда он знает, что свет горит всю ночь.
— Тише, у меня собака рожает, — прошептала я. — А что произошло?
— Все в порядке, просто хотел проверить, — также прошептал он, обнимая меня за плечи и усаживая в кресло. Я не сопротивлялась.
Сам он сел рядом на стул и посмотрел на меня своими удивительными глазами. Приятное мужественное лицо, уверенный взгляд, открытая улыбка… Такой мужчина будет опорой для женщины, он поддержит ее, успокоит… С ним можно поговорить, посоветоваться, рассказать ему о своих проблемах. Человек с такими глазами должен, нет, просто обязан все правильно понимать. И вот он сам пришел ко мне…
«Ну, что теперь, дорогая? — улыбнулась я себе. — Главное — быть благоразумной. Может, предложить ему кофе? Хорошо, будет кофе».
Пока мы пили кофе, он рассказывал о себе: училище, жена, сын, развод… Потом еще кто-то, потом еще… Все от него чего-то хотели, однако никто не понимал.
«Бедняжка, — подумала я, перестав его слушать. — Никто не понимал? Ну что же, это поправимо».
Отставив чашку, Брюнет посмотрел на меня долгим, волнующим взглядом. Этот взгляд лишил меня собственной воли, и, когда он через стол протянул мне руку, последней моей четкой мыслью было: «Что же он со мной сделал?!»
Я, как завороженная, положила в его руку свою ладонь. Что-то при этом произошло со мной, все вокруг замерцало разноцветными красками и рассыпалось блестками по комнате. Окружающий мир стал каким-то нереальным, закружился и куда-то поплыл; и все мое благоразумие, пару раз взмахнув крыльями — очевидно, для разгона — с тихим шелестом упорхнуло в окно.
Потом мы целовались, сидя на диване; между поцелуями я собирала все свои силы и, хотя мне совсем не хотелось отвлекаться, оглядывалась на Гамму, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
Гамма без осложнений родила еще шесть щенков.
Когда начало светать, я поднялась с дивана, выключила электрический свет и напоила уставшую собаку.
Непреодолимая сила потянула меня обратно на диван.
Про письмо мы, естественно, забыли.
Утром, проводив Брюнета, я легла спать и проспала до двенадцати. Встала, позавтракала и выпила кофе. Было жарко, делать ничего не хотелось.
Я бы снова легла спать, но мешало чувство долга: дождей не было вторую неделю, а капусту надо поливать каждый день, да и лук тоже.
Вокруг Гаммы копошились слепые щенки. Везти ее в Москву с «детским садом» было нельзя.
Конечно, оставаться здесь было не очень благоразумно с моей стороны, но я собиралась быть предельно осторожной и бдительной, ни во что не ввязываться и никому не мешать — пусть делают с моим домом все, что захотят. Я надеялась, что это позволит мне избежать опасности.
Митя нашел меня среди капусты.
— Мы вот случайно к тебе забрели, — неуверенно произнес он, отогнав коров от грядок. — Тебе тут не скучно?
Я насторожилась. К чему это он клонит?
— Мне нормально, даже весело. Одних собак девять штук. Еще гости приходят, иногда с пистолетами. Через день, в субботу, Вика приедет. А что?
— Ну, — замялся Митя, — я вот подумал… А вымогателей твоих пока не нашли?
— Пока нет.
— А милиция помогает?
«Может, ему тоже угрожают? Тогда моя теория никуда не годится», — подумала я и стала активно расспрашивать.
Выяснилось, что никто на него не нападал и не угрожал, всего лишь уехала жена, и он хотел, чтобы я сообщила об этом Ирине. Так бы сразу и сказал!..
— Ладно, я к ней вечером зайду, — пообещала я.
Гамма меня больше не сопровождала. Она выбегала на улицу минуты на полторы, потом стрелой летела обратно к потомству. Поэтому к Ирине я пришла одна и сразу наткнулась на Валерку — он чинил табуретку во дворе. Ирина готовила ужин, дети играли, бегая по дому.
Я прошла в дом и села за столик рядом с плитой, сообщила об отъезде Митиной жены и хотела рассказать подруге о своей теории.
— Как ты думаешь, почему меня еще не убили? — начала я.
— Да тебе всегда везет! — воскликнула она, переворачивая котлеты. В ее голосе звучала непонятная мне зависть. Нашла, кому завидовать. — Лера, остановись!
Пробегавшая мимо нас Лера затормозила и столкнулась в дверях с Валеркой, который нес табуретку. Поставив ее у стола, он заглянул в сковородку с котлетами, потом — в сковородку с картошкой. Попробовав картошку, посолил и, не сказав ни слова, ушел. Ирина не обратила на это внимания.
— Ты даже когда на одной ножке на стуле качаешься, не падаешь, — продолжала она тем же тоном. — Мои дети уже все стулья разломали, на двух качались, а ты…
Вдруг Ирина испуганно замолчала на полуслове, но было уже поздно.
— Тетя Юля, а как на одной ножке качаться? Покажите! — подскочила ко мне Лера. За ней подбежал Денис.
— Не смей! — закричала Ирина. — Пусть на двух качаются, а еще лучше — на трех.
— На трех качаться нельзя, — возразила я.
— Почему нельзя? — спросил подошедший Петя.
— Потому что три точки всегда лежат в одной плоскости.