(не) зажигай меня

— Сын мой молод и горяч, — вздыхает хан. — Спору нет, поступок с его стороны гадкий. За это он наказан: я отстранил его от наследия. Ни он, ни его дети не будут у власти.

— Как будто ты в свое время не пытался проделать то же самое с Милославой, — насмешливо отвечает единственная среди кнесов женщина — высокая брюнетка в мужском платье. — Расходимся, господа. Поделом Градскому. За все его интриги аукнулось. Все же помнят, что он

дочку сначала Волчеку сосватал, потом за спиной жениха Таману пообещал, а затем и вовсе в Галлию отправил.

— Да, кнес Градский поступил скверно, — соглашается Боровой. — И дочку продал по большому счету, и людей зазря на смерть послал, и со Степью нас рассорил. За то и был государем наказан. Но вы ж его видели — он едва живой, за сердце хватается. Как бы не убило его наказание-то такое.

— И что ты предлагаешь? — вскинула брови женщина. — Украсть Викторию обратно? Не смеши меня. Скажем, что всё у девочки хорошо, правда, дитя? Ну заплатит хан виру. Ну позволит через пару лет деду на внучку поглядеть. Заплатишь, хан?

— Заплачу, куда деваться.

— Вот и ладушки. Темнеет уже. Давайте к дому двигать. Соглашения заключены, договоренности достигнуты, праздник плавно перешел в большую пьянку — что нам тут еще делать?

— Погоди, Ника, — одернул смелую женщину Орлинский. — Не спеши. Честно скажи, дитя, люб тебе твой муж? По доброй воле с ним легла, или силой взял? Может, уехать хочешь?

Я замерла. Вот он, мой шанс! Одно мое слово — и не удержит меня Аяз. Одно слово — и не будет больше шатров, глупых собак, косых взглядов. Не будет поцелуев под звездами. Погаснут глаза Аяза. Нахмурит тонкие брови Наймирэ. Оглянулась растерянно на хана.

— Война, — одними губами сказал Таман-дэ.

— По доброй воле остаюсь, — криво улыбнулась я. — Передайте деду, что всё хорошо.

Кнесса поглядела на меня как-то задумчиво, а остальные просто закивали. Моего слова им было достаточно.

Мы снова остались с ханом одни. Сказанные слова легли тяжестью на сердце. Принятое решение далось мне непросто. Я устало уткнулась лбом в колени. Хотелось спрятаться от всего мира и, может быть, даже поплакать.

— Хочешь уйти? — пристально глянул на меня хан. — Вернуть кнесов? Я думал, у вас всё сладилось. Послушай, Виктория… Я желаю тебе только добра. Не будет счастья с нелюбимым — всю жизнь мечтать о несбыточном будешь. Мне жаль Аяза, но лучше ему тебя отпустить сейчас, пока еще не поздно.

— Уже поздно, — глухо ответила я. — Брак… консумирован. Он, правда, меня ни к чему не принуждал.

— Если ты даже теперь хочешь уйти, — погладил меня по спине Таман. — То это конец. Иди. Не будет у вас семьи.

— Я не знаю, — простонала я. — Я ничего не понимаю! Когда он рядом — я хочу остаться. Но я никогда не думала, что моя жизнь сложится вот так!

— Тебе нужно время, — медленно сказал хан. — Я отправлю Аяза с посланием к Велеславу. Мне нужен новый торговый договор на глину и песок. Нужно купить древесины для строительства. Кому, как ни моему сыну, ехать? Тебе хватит двух недель?

— Хватит, — кивнула я. — Вот только… что делать мне?

— Будешь мне помогать, — усмехнулся Таман-дэ. — Для тебя работы много. Пришло время покупать и продавать.

Сказать, что Аязу не понравилось поручение отца — не сказать ничего. Я еще ни разу не видела его в такой ярости. Он не хотел уезжать. Кричал, что Таман мог бы ехать сам, что всё это может подождать, что немало других людей, которые могут заключать сделки от имени степного хана. Таман молча выслушал его дерзкие речи и невозмутимо напомнил, что Аяз не зря учился в университете — кто, как ни он, должен разбираться в строительных материалах? Кто, как ни первый сын, поедет с первым сыном Велеслава, государя славского, выбирать камень? А что до времени… после Хумар-дана появились деньги. Нужно их использовать с умом.

Аяз хмурился, гладил меня по лицу, сжимал в объятьях, обещал вернуться как можно быстрее. Он никак не хотел выпускать меня из своих рук.

— Я люблю тебя, — говорил он. — Голубка моя, прошу — не улетай. Я без тебя жить не смогу. Обещай, что я приеду, и ты будешь здесь.

— Ничего я тебе обещать не буду, — отвечала я. — Мучайся теперь.

— Ты такая жестокая, — простонал степняк, целуя меня. — Ты будешь скучать?

— Разве что самую малость, — притворно надувала я губы. — Уезжай уже. Сколько можно тянуть?

Он пристально вглядывался в мои глаза. Не знаю, что он там разглядел, но — отпустил и уехал.

Скучать я стала почти сразу же, как вернулась в шатер. Но тоска моя продлилась совсем недолго. Буквально через час после отъезда Аяза рядом с моим шатром появились два незнакомых мужчины и стали устанавливать еще один. Я, признаться, испугалась — что это получается? Неужели охранять меня вздумали? И только когда увидела знакомую фигуру, выдохнула. Герхард! Выходит, он не вернулся домой, а остался здесь? Вот же медведь упрямый!

— Какого беса ты здесь забыл, чудовище? — поинтересовалась я у медведя.

— Твой степняк попросил тебя охранять, — хмуро ответил Герхард. — Сказал, что одну оставлять боится, а кого-то чужого присылать в помощь — тебе будет неловко.