Не жалея жизни

— Что епископ? Эти четки меня просили передать его преосвященству в Сарканде. Отправитель — пожилой верующий человек Чернышев. Четки эти он брал с верой в их святость, чтобы приложить к больному.

— И вы, православный священник, верите, что четки — нужны для исцеления больного?

— Дались тебе эти четки, молодой человек, — проворчал отец Порфирий. — Конечно, епископ не верит в талисманы, но нельзя же отнимать веру в исцеление у больного. А на какие другие цели можно использовать кипарисные четки?

Священник покрутил четки, а потом протянул их Просенкову. Тот внимательно осмотрел их. Да, четки были копией тех, что лежали у Сажина в сейфе. А вдруг…

— Смотри, батюшка! — с этими словами Просенков крутнул четку, похожую на желудь. Послышался тихий скрип — и на глазах удивленного священника Просенков вынул из крохотного тайничка туго скатанную бумагу.

— Ну, что я говорил?!

— Так, может, там молитва? — пытался возразить отец Порфирий, хотя в голосе его не чувствовалось прежней уверенности.

— Прочтите, если это молитва, — развернул Просенков тугой катышок.

— Да тут бессмыслица какая-то, — с недоумением и досадой проговорил священник.

Попросив остановить лошадь, Просенков достал карандаш, листок бумаги и внимательно, четко, буква за буквой переписал текст, потом аккуратно свернул листок, вложил в тайничок и, приведя четки в прежний вид, отдал их священнику. Некоторое время Просенков раздумывал, потом начал читать буквы и переписывать их в какой-то последовательности.

Отец Порфирий распряг лошадь и, привязав ее вожжой за телегу, опять разложил холстинку и оставшиеся от полдника припасы.

— Может, подкрепимся? — неуверенно спросил он.

— Сейчас, батюшка.

Просенков вспомнил, что говорил Савельев о способе зашифровки письма, и решил попробовать расшифровать текст, поэтому аккуратно расписал по клеткам все послание и принялся читать. Наконец он, подавив охватившее его возбуждение, спросил:

— Скажите, батюшка, а где сейчас отец Павел — священник вашего храма?

— Не знаю. Говорили, что вроде в Сибирь уехал. А что?

— Отец Порфирий! Вы говорите, что желаете спокойной жизни людям, что вы порицаете кровопролитие, что не поддерживаете тех, кто выступает против власти сущей, как от бога данной.

— Так, сын мой! — твердо ответил священник, глядя прямо в глаза Просенкову.

— А если я сейчас докажу вам, что епископ злоумышляет против народа, вы согласитесь помочь мне?

— Сын мой, дедичи и отчичи мои были хлеборобами, и я знаю, сколь тяжек труд крестьянский. И хоть не все понятно мне в действиях Советской власти, но вижу, что она стремится облегчить участь малых мира сего. А потому, коли прав ты, я помогу, чем могу, если это не пойдет против веры моей в господа бога.

— Хорошо. Теперь смотрите сюда и читайте, как я буду показывать.

Дальнозорко отстранясь, батюшка следил за карандашом и выговаривал по слову:

— Отец… Павел… прибыл… в Кульджу… благополучно… письмо… с сообщением… о положении церкви… о настроениях… в городе… и селе… получено… После… пасхи… к вам… явится наш… человек… скажет… что нас… интересует… Пришлите… подробное… сообщение… Используйте… продовольственные… трудности… для разжигания… недовольства… верующих… Советской властью.

— Ну, что, отец Порфирий, скажете теперь?

Священник взял у Просенкова лист бумаги, чуть не весь исписанный, и стал сличать сделанные чекистом записи. Это окончательно убедило его, что Просенков не обманывает. Несколько минут сидел он неподвижно, и лишь по дрожанию полуседой окладистой бороды можно было догадаться, как ходят желваки под кожей.

— Немало супостатов пришлось одолеть народу нашему, и всегда священнослужители шли с ними на бой за землю предков. Но поднять меч супротив своего народа — это не пастырское дело. Тот вероотступник. Говори, сын мой, все, что могу, — сделаю.

— Хорошо, Порфирий Васильевич. О поручике Свешникове, его смерти, где он похоронен и что показали мне эту могилу, — никому ни полслова. О сегодняшней встрече тоже особенно не распространяйтесь…

Просенков задумался, пытливо посмотрел на собеседника:

— А если я попрошу ввести меня в храм ваш…

— Не беспокойся, все, что не против веры, все сделаю, — заверил старый священник.

Пасхальная всенощная

— На пасхальную ночь к церкви направлены наряды милиции для поддержания порядка и предупреждения эксцессов, — сказал Зайцев.

— Да, я это знаю, — ответил Сажин, недоумевая, зачем Зайцев вызвал его и к чему это предупреждение.

— Так вот вам поручается проконтролировать. А то ведь знаете. В милиции много молодежи, комсомольцев. Могут посчитать это дело стыдным и уйти.

— Ясно, — нехотя согласился Сажин на непредусмотренное дежурство.

Вечером Сажин был у храма, переговорил с участковым и решил ради интереса посмотреть на пасхальный обряд.

Оглядывая ярко освещенную церковь, Сажин неожиданно увидел мужчину с пышным белым чубом и с удивлением признал в нем джаркентского милиционера Третьяка. С розовой свечой в руке он истово крестился и экзальтированно повторял за окружающими: «Воистину воскресе!»