Не жалея жизни

— Видите ли, — Саттаров снова заколебался, смолк и ответил лишь после того, как майор повторил свой вопрос: — В тридцатом.

— Один?

— Нет, не один, с семьей отца.

— Отец и сейчас там, в Синьцзяне?

— Его тогда же задержала китайская полиция и передала советским пограничникам. Здесь его арестовали и осудили.

— За что?

— Не знаю точных причин. А в Китай он убегал потому, что боялся этого ареста.

— Он убил начальника заставы? — спросил строго майор. — Говорите, что крутитесь вокруг да около.

— Я не знаю точно, за что осудили отца, но арестовали его в связи с убийством начальника заставы.

— Чем занимался ваш отец до побега в Синьцзян?

— Он имел свое скотоводческое хозяйство.

— Скот бросили или угнали?

— Незадолго до бегства в Китай отца раскулачили. У нас осталось несколько голов скота, с которым мы и перешли границу.

— Вот оно что. Ну, теперь понятно. Пожалуй, прервемся, — сказал Куспангалиев, посмотрев на часы. — Об остальном поговорим утром.

Он встал, устало вздохнул и, как только увели Саттарова, сказал, направляясь к двери:

— Пора и нам передохнуть. Любопытный тип. По всему видно, человек осведомленный. Да, чуть было не забыл, — спохватился он, поворачиваясь к Галиеву. — Поручите Шайгельдинову через пограничников и наш районный аппарат собрать сведения об обстоятельствах убийства начальника заставы.

Зияш Шайгельдинов, недавно демобилизованный из Советской Армии после ранения, заметно выделялся своей армейской выправкой. Приземистый и плотный, стоял он перед Галиевым, вытянув руки по швам. Полученный на фронте за самоотверженные боевые действия орден Красного Знамени ярко горел на гимнастерке, плотно облегавшей грудь и плечи чекиста. После того как капитан передал ему приказ майора, утром, в присутствии Саттарова, Шайгельдинов рассказал, как был убит начальник заставы и как после этого отец Саттарова, крупный бай и мулла, стал одним из активных организаторов откочевки группы богатеев в Синьцзян.

Саттаров пытался сохранить хладнокровие, но вскоре понял, что умолчанием ничего не добьется, и начал кое-что рассказывать.

— Где вы жили в Синьцзяне и чем занимались?

— В Калмык-Куринском уезде. Семья наша вскоре разорилась, и я стал батрачить у местных баев. Позже мне удалось поступить на службу сборщиком налогов. Но в 1944 году началось восстание. Повстанцы разыскивают таких, как я, и мне пришлось перейти на нелегальное положение, а затем бежать в Советский Союз.

Саттаров назвал несколько известных ему агентов по сбору налогов с населения, в том числе братьев Орху и Ноху Базыбековых. Они были известны чекистам — перешли в СССР ранее и проходили проверку, которая тогда ничего не дала.

Зато, вопреки ожиданиям, Саттаров ничего не сказал об Алмабеке Жантасове, а Ибраима Джайнакова, мол, знает только понаслышке, лично с ним не встречался и с его бандитами никаких дел не имел.

Пока показания Саттарова оформляли протоколом, Куспангалиев и Николаев просмотрели материалы допроса Базыбековых на заставе. Когда Саттарова увели, Куспангалиев сказал Галиеву и Николаеву:

— Этих братьев и всех остальных сборщиков налогов, особенно десятидворников, надлежит еще раз, и более тщательно, проверить. В самом деле, почему они, в частности Базыбековы, так настойчиво просили пограничников и работников нашего отделения оставить их на жительство вблизи границы? Надо выяснить и причины, по которым они ранее эмигрировали в Синьцзян. А вам, — майор повернул голову к Галиеву, — пока Шайгельдинов съездит в Пржевальскую область, откуда Базыбековы родом, надлежит установить нынешнее местонахождение здесь в районе Базыбековых и других бывших сборщиков налогов.

Майор прошелся по кабинету и снова заговорил:

— Дальнейшие шаги наметим после, в зависимости от того, что даст нам эта проверка. Одновременно займитесь серьезно и Саттаровым. Он ведь был сборщиком налогов да еще и десятидворником, давшим подписку, а эту службу кунанжуз[97] доверяла, как правило, только верным людям. Тот факт, что Саттаров дал им подписку о сотрудничестве, говорит о многом… И из-под стражи освободите, поскольку оснований для ареста нет.

Наконец, все было обговорено, и они с Николаевым направились перекусить.

— Вы знаете, — вспоминал по дороге в столовую Урайхан Куспангалиевич, — работа по перебежчикам из Синьцзяна напоминает мне зиму 1941/42 года. Война застала меня в московской школе госбезопасности, и я, вскоре после введения осадного положения в Москве и прилегающих к ней местностях, был назначен военным комендантом Балашихинсксго района. Нелегкое это было дело. Наряду с выполнением общих задач, обеспечением безопасности и порядка в густонаселенной прифронтовой полосе мы вылавливали в массе беженцев паникеров, немецких пособников и шпионов абвера.