Не жалею, не зову, не плачу...

Что ни говори, а Васькин подвиг был примером возмужания, вхождения в роль,

отведённую природой. Девчонки для того и созданы, чтобы в один прекрасный

день быть соблазнёнными, они сами ждут, не дождутся. Может, и правда. Но у меня

всё было иначе. Я к Лиле пальцем не мог прикоснуться, а если случайно наши руки

встречались, я слышал грозовой треск и видел зигзаг молнии, можно ли в таком

состоянии про рощу думать? В то лето разговоры о девках велись постоянно, не

знаю даже – почему, может быть, старшие, уходя в армию, навязали нам тему,

передали тоску, но что было, то было. Однажды Васька принёс тетрадку, где мелким

почерком были записаны все сведения о половой жизни. Сначала шла анатомия, где

что расположено, потом приёмы соблазнения, где надо слегка погладить, а где

покрепче прижать, и как искать особые точки, чтобы распалить жертву

окончательно и бесповоротно. Удивительная была писанина, смесь науки с

фольклором, без иностранных терминов, всё кондовое, русское, язык прямо-таки

былинный. Меня эти наставления угнетали, всё должно быть возвышенно, совсем

не так грубо, хотя в действительности всё так и есть – грубо и низменно, иначе не

проживёшь, раз уж ты родился мужчиной. Вот от чего было дурнота – от

неизбежности.

Лиля вернулась из пионерлагеря 22-го июня. Взрослые

говорили, что началась какая-то там война, но мне было не до неё, мы будем

неразлучны с Лилей аж до первого сентября. А война тоже хорошо, мы сможем

наконец-то дать врагу отпор малой кровью, могучим ударом, хватит уже петь

попусту: «Если завтра война, если завтра в поход», пора уже исполнить слово. Я не

беспокоился ни за советский народ, ни за германский, я думал об одном, как война

отразится на моих отношениях с Лилей.

Не зря я думал. Она отразилась, со временем.

Газеты мы не выписывали, их вообще не было в околотке, а

радио было только у квартальной, Ревекки Осиповны, седой пожилой женщины,

бывшей учительницы. У неё был громоздкий, как шкаф, приёмник, мама сходила с

соседками послушать Москву, и вернулась встревоженной – отца теперь заберут. На

другой день она послала к Ревекке Осиповне меня, там собралась почти вся

новостройка. Квартальная читала вслух газету «Советская Киргизия», выступление

народного комиссара иностранных дел Молотова – без объявления войны

германские войска напали на нашу страну и подвергли бомбёжке города Киев,

Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот

человек. В конце говорилось: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за

нами». Женщины пригорюнились – двести человек убито! Не один, не два, не три, а

сразу двести, сколько же семей пострадало, плачут теперь по ним не меньше

тысячи. Ах, какие сволочи фашисты… Рассказал я матери про двести человек, она

опять – ох, заберут отца, заберут. Меня её тревоги едва касались, мало того, у меня

снова радость – пришла Лиля и сказала, что в нашей школе открывается госпиталь,

а всех учеников переводят в школу № 3 в самом центре, возле Дубового парка. Мы

будем учиться в третью смену, из всех наших «А» и «Б» создаётся объединённый

седьмой класс. Мечта моя сбылась. Война вот-вот кончится, а мы так и будем

учиться в одном классе.

Но война не кончилась. Неделя прошла, и вот уже месяц

прошёл, а сражения только разгораются. Отец появлялся дома ночью и очень редко,

лошадь с телегой оставлял у деда на Атбашинской и тайком пробирался к нам. Если

кто-то его увидит, то за нарушение приказа снова ему тюрьма.

Война, тюрьма, сума, всё отходило на второй план, на первом

была Лиля. Жизнь стала книгой с невообразимым сюжетом, и теперь страница за

страницей, событие за событием пойдут неостановимо. Я не знал, что с нами будет

завтра, но уверен был, всё будет интересно, счастье нам на роду написано. А если и

беда случится, то так надо, – не познавши горечь бед, не узнаешь счастья радость.

Мы собирали афоризмы и особо выразительные строчки стихов, то она найдёт, то я,

именно с тех дней мне запомнилось навсегда: «Твоя судьба записана в Книге

вечности, и Ветер жизни листает её случайные страницы». Да, всё продумано

заранее и записано. Неспроста же я ей вручил тогда «Дикую собаку Динго, или

повесть о первой любви», а в ней события как раз в тех местах, где Лиля родилась, –

разве это не решено заранее? И война началась разве не для того, чтобы объединить

все седьмые классы в один, и чтобы мы с Лилей учились в третью смену и

возвращались домой вдвоём тёмными вечерами.

Забрали в армию самых старших ребят с нашей улицы.

Квартальная каждую неделю проводила собрания, приходили в основном старики,

домохозяйки и мы, школьники. Вслух читали газету. Создан государственный