Не знаю

В психушке коридоры были широкие, с полами грязно-рыжего, с проплешинами кафеля, в сортирах голые, без дверей проемы – в глубине маячили неясные фигуры. Колонны центрального фойе увивали плющи и лианы, рекреацию загромождали огромные листья пальм, фикусов и монстер в кадках. Экзотические растения любят подобный – тяжелый, застоялый, жаркий – дух. Им это напоминает родные джунгли. На скамейке под пальмами сидели интеллигентного вида старуха и высокий тощий псих в синей робе, с выпуклым узким лбом и глазами навыкате. Рядом с ней стояла объемная сумка – видимо, с продуктами. Он поедал блестящую, мокрую от жира куру, жадно, по-черепашьи кусая, заглатывая пищу. Мать смотрела на него внимательно, держа наготове салфетку и ломоть хлеба. За решеткой, отгораживавшей отделение, держась за прутья, приникали к ним, тесня друг друга, бритые люди в синих робах. «Женёк, Женёк, – кричал один. – Косточки оставь! Оставь косточки, Женёк!» Из глубины раздавались гортанные голоса и смех, звук телевизора.

В наркологическом отделении было чисто, бело, закрытые двери, светлый линолеум, скрадывающий звук шагов. Доктор беседовал со мной добросовестно, долго. Не надо было мне приезжать. Не пришлось бы столько раз говорить «нет»…

– Вы родственница?

– Нет.

– Он говорит, вы единственная родственница, близкая.

– Нет. У него есть мать, сестра, отец. Я ему – никто.

– Ему необходимо присутствие близкого человека. Вы готовы с ним быть? У нас есть поддерживающая программа также для родственников.

– Нет. Я не готова. Мне не нужно.

– Его курс лечения заканчивается, вы готовы его принять после больницы?

– Нет.

– Вы поддерживаете отношения с его матерью, сестрой, отцом, сможете передать им информацию?

– Нет, не поддерживаю, не смогу.

Отца своего он называл батей и лучшим другом. Однажды мы были в гостях у бати и его молодой жены. Началось светски, закончилось дракой. Молодая жена получила в лоб от пасынка. Встречи же с матерью на моей памяти происходили исключительно в присутствии ментов, которых она вызывала против сына. Их связывала взаимная ненависть. Когда-то он был беспомощным младенцем, которого она кормила грудью.

Двадцать девять. Лицо у трупа было желтое и угловатое. Холод лба – потусторонний, мертвецкий, ни с чем не сравнимый холод. В тот день я в первый и единственный раз в своей жизни упилась водки. Что было бы со мной, если бы он остался жив? Что было бы с ним, если бы мы не встретились?

Как-то он приснился мне – с красными тюльпанами в руках.

* * *

Вернуться в родительский дом после многих лет взрослой жизни – это как родиться обратно, как войти в ту же реку, как оказаться действующим лицом собственного дежавю, как провалиться в щель небытия между прошлым и будущим.

Дача. Туда отвези мешки с барахлом и мусором – мать все зарывала в землю на участке, о чем потом говорила: «Я эту землю создала собственными руками». Картофельные очистки, остатки продуктов, тряпки – для перегноя, консервные банки – для дренажа, яичную скорлупу – для кальция. Назад отвези, опять же, мешки с барахлом и мусором, барахло в стирку, мусор – тот, что нельзя закопать, – в помойку.

О благоустройстве дачи можно писать отдельный роман, ну как минимум трактат. Чего стоит мебель, перевезенная из бабушкиной квартиры в московскую, а оттуда – на дачу.

– Лёлечка, ну какого он, шкаф этот, размера, ты можешь померить? Мне же нужно понимать, какую машину заказывать.

– Слушай, ну вот… ну раскинь руки – вот такого он размера.

II КРЫЛЬЯ и ДЖУНГЛИ

Анна

2021 г., Москва – 2005–2008 гг., Олюдениз (Турция), Лима, Паракас, Арекипа, оз. Титикака, Икитос, Куско (Перу)

На маршруте «дача – Москва, центр» пробки стояли прочные. Томясь в одной из них – ах, это состояние, когда уже теряешь ориентацию во времени и пространстве, – я вдруг различила в темнеющем сиреневом небе… фонарик? Кажется, совсем близко, над головой, вернее, над крышей автомобиля. Еще один… Треугольники крыльев, человеческие фигуры под ними. Я смотрела зачарованно, как они парили, бесшумно (на самом деле – нет, эти конкретно были дельтапланами с жужжащими моторами, но я об этом узнала уже потом, а из машины было не слышно). Из железной коробки автомобиля, стиснутого другими такими же коробками, они казались мне ангелами, почти миражом. Поиск в интернете: «кто летает над Рижским шоссе», «полеты Подмосковье», «крылатые существа на Ригой» – ничего не дал. Но я запомнила. И через несколько месяцев снова поискала, потом еще… и, наконец, нашла. Так начались мои парапланы.

Ничто не может сравниться с этим ощущением – полета. Небо, звук ветра, чувство воздуха и чистого пространства. И больше – ни-че-го. Полная свобода. Иллюзия? Пусть…