В трехлетнем возрасте я чуть не утонул, в пятилетнем прикусил себе язык, так, что зашивали, а может и пришивали – плохо помню, как чинили, шок был. В пятом и шестом классе я дико дрался в новой школе – один против всех. До седьмого сильно заикался. К седьмому классу заикание вылечили, жизнь понемногу начала налаживаться. Первой пошла легкая атлетика, потом – танцы и музыка. Сначала в школе, ну а потом и повсеместно. Я практически забросил школу класса с девятого: мы с Терёхой и Самохой вовсю выступали со своей группой на танцах, в ресторанах. Первый гонорар вышел по десятке на брата – бешеные деньги.
Военное училище казалось гарантом будущей стабильности, вплоть до пенсии. Спорт и самодеятельность были актуальны и там, так что в казармах я проводил гораздо меньше времени, чем мои сокурсники. На День Победы выступал на сцене на Дворцовой площади, а они стояли в оцеплении.
Я не мечтал стать артистом. Просто быть на сцене, петь, наслаждаясь свободой и красотой звука, – это был кайф. Преподавательница училищного клуба Серафима Львовна устроила мне прослушивание в консерватории. Мне сказали – давайте, ждем, только ноты выучите за лето, ну и сольфеджио подготовьте хоть как-то.
Профессиональный певец – это звучало так непонятно. Великим певцом я не стану. А абы каким? Да зачем? И еще сольфеджио какое-то… Я не пошел.
Женитьба, служба, служба на севера́х, экстрим – адреналина наелся, и не ради спорта, а ради выживания. Лесные пожары в тайге – в засуху девятнадцать точек возгорания одновременно. Ночевка в зимнем лесу в сломавшемся УАЗе с брезентовым верхом под завывания волков. Талоны на водку и хлеб. Сбор чертовой брусники – ведро можно было сменять на бутылку водки, а уже водку – на продукты. Пять лет без горячей воды. Ближе к девяностым глушили рыбу, продавали грузовиками. Всякими махинациями на излете советской эпохи заработал миллион рублей – купили машину и шубу жене: дефолт. Чуть было не продал китайцам лес за совсем уж серьезные деньги – сделка сорвалась: путч. Настоящий собственный бизнес, отнятый под дулом даже не пистолета, а целого калаша. Много-много директорских кресел и сумасшедших собственников. Дочь уже взрослая – настолько, что объявляет о том, что улетает в Америку. Навсегда. Завтра.
Интрижки. Развод.
Мама всегда рядом.
Вот и промелькнула жизнь – до встречи с Анной.
Анна – моя, я никогда ее не брошу и никому не отдам.
Хотя временами так хочется просто борща и просто секса, тоску наводят временами эти искания и умничанья. Ни о чем. Слишком она сложная бывает, со всеми своими образованиями и рассуждениями.
И хочется бросить все, не думать об Анне, взять гитару и отправиться в переход какой-нибудь, где акустика получше.
Есть время, есть аппаратура, есть группа соратников – таких же музыкантов-любителей, – есть даже студия, в которой можно записываться. Но нет молодости, нет шевелюры до плеч, рожа старая, да и голос уже не тот, и желания не те. Желания.
Подбираю, вспоминаю песню, которую мы с Терёхой сочинили в девятом классе. «Всё – обман, всё – нереальность… всё – как будто бы зеркальность…»
Анна
2010–2022 гг., Москва
Я плакала. Мне было жаль эту сильно пожилую женщину, совершенно мне не близкую и даже немного меня утомлявшую, мать Михаила, мою – как это? – свекровь, да. Она умерла от ковида, в больнице. Последние три недели даже по телефону связи с ней не было, она лежала под ИВЛ. Все больше смерть становится похожа на то, как она обустроена в романе «О дивный новый мир» – в специальном стерильном месте, в одиночестве. Только таблетку счастья не дают.
Совершенно неважно, какой она была для меня. Какой она была, когда была живой, – теперь это совершенно неважно.
У нее была правильная и нелегкая жизнь, которая только последние десять лет благодаря сыну, моему мужу, стала хорошей, счастливой. Она могла бы наслаждаться этой жизнью еще какое-то время. Но вместо этого провела полтора месяца в бесполезной борьбе, физических мучениях и унижениях от беспомощности, а теперь она умерла, и ее больше нет.
Общее место – жизнь и смерть едины, неотделимы одна от другой. Да нет. Инсайт: жизнь и смерть несовместимы. В первые дни наступило онемение, ушли на дно желания и ощущения – потому что смерть. Но я снова ем, сплю и смеюсь – потому что жизнь. Старая женщина остановилась, осталась в том дне, который закончился, больше не повторится и становится все дальше. А я купила елку, проголодалась, и у меня много работы.