Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель

Джусти долго в упорно добивался войти в тесный кружок тех немногих, которые с своими благородными стремлениями к лучшей будущности составляли не только передовую среду итальянского общества, но и единственный живой элемент в нем. Только эти немногие по необходимости скрывались от всех, их работа была подземная. Все знали о их существовании, чувствовали их близость, но только заслуживавшие доверия могли сами принять участие в их деятельности. Хотя сенаторской замкнутости и темного мистицизма уже оставалось мало следов, но новые патриотические общества на более человеческих основаниях имели свою замкнутость, или по крайней мере тайную, строго обусловленную тогдашним общественным бытом.

Джусти долго не мог проникнуть этой тайны.

Очень рано он уже стал своими стихами в открытую оппозицию с мирной господствовавшей средой застоя. Но оппозиция эта держалась общих мест и колких намеков против тех общественных дел, которые давно уже были изобличены.

«Джинджиллино», одна из самых длинных его сатир, встретила повсюду громадное сочувствие, несмотря на свою растянутость. В ней представлено со всей яркостью таланта Джусти весь процесс, посредством которого общество каждым своим столкновением с личностью, всем своим влиянием на нее требует от нее полного ничтожества, – обращает человека в ничто, в безделушку и под страшной альтернативой:

Se pur desideri
Morir vestito[428]

.

В весьма выразительных картинах Джусти представляет разные элементы из жизни своего Джинджиллино, – моменты, которые каждый из его читателей необходимо пережил сам. Нежные родители, повторяя припев: «если не хочешь умирать голым, как родился» – монахи воспитатели – начальники по службе – все только и требуют одного: полной безличности, жертвы всем общепризнанным нелепостям.

Несмотря на свое громадное влияние и на все свои достоинства, стихотворение это не имеет еще в себе той глубины мысли, того понимания общественных условий, которое позже встречается у Джусти.

Оно показывает только, что в нем рано было стремленье воспользоваться своим талантом для того, чтобы вывести современное ему общество из грязного болота, в котором оно разлагалось с некоторым комфортом и бессознательно…

Выставлять на сцены этому же обществу картины его собственного быта такими, какими они представляются на взгляд здорового человека – было для этого недостаточно. Нужно было, по крайней мере, не оставить возможности смотреть на них, как на что-то случайное, частное, – как на карикатуру…

Джусти делает попытки в аллегорической форме высказывать свои взгляды на жизнь, обобщая их. Брать зло, хотя бы случайное, но показать его необходимое развитие в обществе и самим обществом. То принимается он за басню, на манер Эзопа, хотя и без двухстрочной морали в заключении… Такова его «Улитка» (La Chiocciola), которая соединяет в себе все доблести, требуемые современным обществом от современного человека. Улитка для Джусти является каким-то Молчалиным царства животных.

Впрочем, более склонный к тому, чтобы патологически смотреть на жизнь – указывать просто на болезнь, а не морализировать с высоты доктринерского величества, Джусти ограничивается очень немногими попытками в этом роде. Форма басни, апология очень удобна для популяризации какого-нибудь установленного, законченного догмата, нравственного афоризма…

Джусти, разделяя все классические и схоластические предрассудки своих ученых соотечественников, ищет между готовыми уже формами сатир, памфлетов, эпиграмм такую форму, которая бы соответствовала больше его склонностям.

Не находя ее, он создает свою собственную, разработав до крайнего художественного предела чисто народную форму застольной песни…

В полном издании его стихотворений помещены много переводов из Беранже – большей частью очень неудачных. Новейшие биографы его признают все их за подложные… Не берусь решать этого вопроса. Замечу только: мне кажется довольно вероятным, что Джусти переводил Беранже, которого влиянию подчинился уже несколько впоследствии, когда писал вторую свою застольную песню (Brindisi). Но только песня Джусти от этого вовсе не стала менее самобытной и чисто национальной итальянской.

Написанная им в 1838 г. «Апология правительственного Лото»[429] может относительно формы служить типом всех его дальнейших произведений. При всей объективности автора, как говаривали встарь, вы видите тут во всей ее полноте своего здорового развития личность автора. Недостает всё еще той глубины и зрелой выработанности взглядов, которая дается только тесным знакомством с жизнью и внутренним переработыванием фактов.

V