Так или иначе, но раздор между Джусти и его оппозиционными приятелями, раздор, в самом начале своем вызвавший, из-под пера поэта, неудачную оду к Леопольду II, разрастался с каждым днем, хотя долго еще оставался скрытым…
В заседаниях депутатского собрания Джусти говорил мало, сознавая, вероятно, сам свою ораторскую и политическую неспособность, так что в камере не могло быть никаких схваток между им и его политическими врагами, остававшимися довольно долго личными его друзьями… Вражда между ними мало находила случаев высказаться открыто, темь более, что и сам поэт не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы систематически опровергать начала, которые сам же он пропагандировал с большим жаром; он даже и возражать не находил ничего против принципов враждебной ему партии. Окончательная неудача его оды к Леопольду II заставила его даже отказаться от этого жалкого фиаско…
Все эти причины вместе побуждали его из политического раздора сделать вопрос личной, хотя еще и скрытой до времени, вражды. И этой-то, дурно скрываемой, злобой отравлены все лучшие произведения Джусти за это время. Иногда, увлекаемый своим раздражением, он даже прибегает к средствам, за которые, вероятно, сам же не раз краснел потом, в более спокойные минуты… Проследя в хронологическом порядке ряд его стихотворений, написанных им в 1848 г., мы найдем в них историю развития этой вражды в нем самом, и отчасти даже целого хода борьбы партий между собой за эти несколько месяцев, весьма богатых всякого рода событиями…
Пока оппозиция имела чисто парламентский характер, Джусти бросал в противников своих, или правильнее, в противников той партии, к которой он принадлежал, едкими сарказмами вроде тех, которыми полна его сатира «Депутат». Но дело скоро приняло совершенно другие размеры и другой характер.
Противопоставлять монархически-унитарной или пьемонтской партии партию монархически-федеральную оказалось весьма опасной игрой с тех пор, как либерализм бюрократов стал навлекать на себя довольно основательные подозрения. В самом деле, надежды, возлагавшиеся на итальянский патриотизм герцогов австрийского происхождения, едва ли выдерживали хладнокровную сколько-нибудь критику. Министерство, едва почувствовав свою силу, не замедлило выказать очевидные стремления остановиться на пути реформ, на который попало оно помимо собственной воли. Пользуясь тем, что ослабить его значило бы подкрепить пьемонтскую партию, оно готово уже было отказаться от войны с Австрией, потому что война эта могла иметь хоть какие-нибудь шансы на успех в таком только случае, если бы была народной. Народной же войны оно боялось хуже, чем восстановления австрийского владычества, хотя бы более даже непосредственного, чем прежде. При таком положении дел, оппозиция не могла ограничиться одним только административным своим значением; ей необходимо было организоваться таким образом, чтобы в свою очередь представлять положительную силу, способную противодействовать обеим монархическим партиям…
Крайняя партия эта не сразу впрочем приняла, во всей ее целости, программу Мадзини, но и не скрывала между тем своих стремлений к федеративному единству Италии, которое, конечно, всего легче могло бы осуществиться при возобновлении федерально-муниципальных республик, независимых одна от другой, но и не связанных с иностранными державами никакими побочными династиями.
Между сатирами Джусти есть одна: «Наставление эмиссару» (