Неаполь, любовь моя

Она взяла сигарету, которая лежала в пепельнице, затянулась:

– Раньше, когда я их рассматривала, ты постоянно болтал.

Я попробовал пасту, потом дал попробовать Нине – было интересно, понравится ли она ей больше, чем мне. Нина сказала, что паста готова, даже немного переварена на ее вкус, я зажег конфорку под сковородкой, чтобы снова разогреть оливковое масло и бекон. Дал пасте стечь, потом закинул в кастрюлю. Сверху вылил взбитые яйца. Двумя вилками перемешал пасту так, чтобы бекон оказался сверху. Заметил, что яйца готовы, и выключил конфорку. Разложил по порциям. Мы сели за стол.

– Ну как? – спросил я.

Нина прожевала. Посмотрела на меня, словно прикидывая, как подействует на меня то, что она собирается сказать.

– А яйцо не сыровато? – спросила она.

– Яйцо и не должно быть вареным, – ответил я.

– Нет?

– Нет.

– Сырое?

– Хорошо прогретое. Или это будет фриттата.

Нина отпила кока-колы, я глотнул пива.

– Яйцо в карбонаре должно быть сырым?

Я вытащил телефон из кармана, протянул ей:

– Проверь.

Она положила телефон на стол, одной рукой принялась тыкать в экран, второй наматывая баветте на вилку. Я наблюдал, как она читает, взгляд бегал по светящемуся экрану сверху вниз. Потом указательным пальцем Нина дотронулась до боковой панели и выключила телефон.

– То есть ты веришь тому, что какой-то незнакомец написал в Интернете, – сказала она.

Я собрал тарелки и поставил их в мойку. Потом сковородку, кастрюлю, вилки, чашку. Открыл воду, подождал, пока посуда скроется под ней. Мы пошли в гостиную, я включил телевизор и позвал Нину:

– Иди сюда.

Мы устроились на диване: я лег, уперся спиной в подлокотник, она примостилась у меня между ног.

Я подумал о матери, что бы она сделала, если бы вернулась сейчас. Мама не любила, когда я сидел на диване в джинсах, потому что диван был кожаный, белый, она говорила, что другой купить не может. Я подумал, что бы она сказала, если бы увидела, как мы тут расположились.

Я посмотрел на Нину, она смотрела телевизор – глупую передачу с фальшивым смехом.

Я поцеловал ее в ухо, потом в шею, потом положил ей руку на грудь. Спросил, не хочет ли она пойти в комнату, и она кивнула в ответ очень по-детски.

Я закрыл окно в своей комнате, снял покрывало с кровати, Нина разделась. Мы упали на простыни голые. На улице было жарко, светило солнце, но мы лежали под простынями, обнаженные, и нам было хорошо. Я оказался сверху и убрал ей волосы с лица. Поцеловал ее в лоб, в глаза, в щеки, в подбородок и, наконец, в губы.

Мы занимались любовью очень медленно, как будто наслаждались друг другом по очереди, и все это время смотрели друг на друга. Мы поменялись местами, Нина оказалась сверху. Сначала она тоже двигалась медленно, но с каждой секундой движения становились все резче и сильнее, мы занимались любовью до изнеможения. Я ловил ее ноги и пытался оторвать их и съесть. Изо всех сил сжимал ее ягодицы. Потом, утомленные едой и любовью, не говоря ни слова, мы заснули в лучшей из всех поз: обнявшись. Провалились в сон, состоящий из каких-то обрывков и фрагментов, но нас это не заботило, как не заботило бы тонущего, которого тянет ко дну груз, привязанный к лодыжкам.

Я проснулся.

Посмотрел во всех шкафах на кухне, но у нас не оказалось хлеба для гамбургеров. Я налил в пластиковые стаканчики воду и поставил их в морозилку, потом пошел в супермаркет. Нина еще спала. Я купил упаковку панини. 2 евро и 50 центов. Вернулся домой, и, пока закрывал дверь, она проснулась.

Я взял картошку, пока она жарилась, приготовил салат. Потом начал разогревать гамбургеры. Нина настояла, чтобы положить вниз тонкий плавленый сырок, и я добавил его, надеясь, что он не прилипнет ко дну сковородки.

– Мы могли бы так жить, – сказала она, подошла сзади, обняла меня и погладила по попе. – Я бы работала, а ты бы мне готовил.

Я попросил ее отойти подальше от плиты – маленькие дети не должны находиться рядом с огнем.

Мы поели, и я спросил, будет ли она смотреть матч. Она сказала «да», и я почувствовал, что счастлив, показалось, что мы начинаем находить баланс, обретать какую-то повседневную жизнь, и пусть будут прокляты работа и ее отсутствие, потому что с работой я бы мог позволить себе собственный дом, собственный диван, собственный телевизор. Подумал, что работать было бы ужасно, но после работы я, погрязший во взрослой жизни, возвращался бы к Нине. Я представил, что дом был бы моим спасительным оазисом, убежищем, где бы я прятался от наступающей ночи. Мы бы ужинали вместе и смеялись над всем тем временем, которое так бесполезно провели вдали друг от друга. Я просил себя: если бы у меня была работа, дом, уехала бы она тогда в Барселону? Ответа не нашел, а потом начался матч. «Наполи» играл с «Удинезе» после чистой победы над «Лацио» на выезде. Победили 3–0, Инсинье забил два мяча.