Неаполь, любовь моя

Я услышал, как хлопнула дверца машины.

– Я не хочу так, – сказал я, и снова наступила тишина, такая долгая, что я стал думать, что Нина заснула.

Я дотронулся до ее плеча, и она сказала, что мы подумаем об этом завтра.

– О’кей, – ответил я, пожелал ей спокойной ночи.

Я уставился на что-то, но в темноте не понял на что именно. Неизвестно, сколько прошло времени, когда я снова открыл рот. Произнес ее имя, она только невнятно и немного недовольно пробормотала что-то в ответ. Я подумал, что остался один, что главная проблема, из которой вытекают все другие, это то, что я не заслуживал такого счастья. Не заслуживал его потому, что ничего не делал с утра до вечера. Подумал, что все закончилось, даже мы, я могу так говорить, потому что вижу, куда все движется, знаю, где мы были в прошлом, и предвижу, где окажемся в будущем. Я почувствовал себя безумным и испуганным, как Макбет. Встал с кровати. Взял ноутбук и отнес его в гостиную. Открыл крышку и начал писать.

Я подумал, что впервые писал, сидя в гостиной.

Я писал о нас, обо мне и Нине, о работе, которой не было, о работе, которая ускользала от меня, о городе, который меня не любил, а может быть, даже ненавидел, о себе и о том, как я ненавижу себя.

Я писал в темноте, светился только белый экран ноутбука, и пока писал, не осознавал, что именно пишу, но понимал, что рассказы, которые я писал до этого, мне не нравятся, потому что их автор в любой момент был готов нажать на педаль тормоза. Их написал человек, который выбрал обувь для первого свидания с девушкой не потому, что она подходила к костюму, а просто надел самое дорогое, что у него было.

Я писал и пытался превратить каждую запятую в пощечину и каждую точку – в удар кулаком. Каждый раз, когда я начинал с новой строки, это должно было быть плевком в лицо моему читателю, в лицо самой жизни, которая заставляла меня писать то, что я писал.

Я закурил сигарету и стал писать дальше.

Я описывал простыми словами жизнь, которую мы вели, неторопливую и полную самодовольства, Русскому такая жизнь нравилась, я же находил ее отвратительной. Писал, что должен был что-то делать. Писал, что, когда кто-то сталкивается с тем, что ему не нравится, он не меняет это, а находит себе оправдание, заявляя – нет, мне это не нравится. Писал, что кому-то приходится долго стараться, чтобы стать кем-то или достичь чего-то, а я никогда ни на что не надеялся и в конце концов стал именно тем, кем стремился стать, – ничтожеством. Писал, что проклинаю университет, деньги, выброшенные на ветер, и потраченные впустую годы; что проклинаю море – оно объяснило мне то, что было бы лучше не знать. Писал, что с Ниной я почувствовал себя живым и тогда стал опасаться за свою жизнь, и это чувство опасности и страх, им порождаемый, были рядом со мной и доказывали, что в этой жизни у меня еще что-то было. Писал, что хочу жить, но у меня не получается, потому что жить – это значит принять факт, что ты можешь быть смешным, а я стыдился быть смешным.

Я писал, что больше не было времени, потому что времени, может быть, вообще не существовало.

Я писал и не перечитывал написанное, потому что та скромность, которая у меня раньше была, вдруг исчезла.

Я нанес еще несколько ударов и пощечин, столько, сколько мог, а когда устал и глаза стали слипаться, опустил крышку ноутбука и вернулся в кровать.

Я подвинул Нину, медленно, чтобы не разбудить. Мир под простыней был теплым, а ее тело горячим.

Нина почувствовала мое присутствие, повернулась и крепко обняла за шею, как будто мы не виделись несколько месяцев. Она сделал это во сне, бессознательно, и это меня очень обрадовало, я испытал странное чувство искренности и чистоты, которое, может быть, никогда прежде не испытывал.

Я заснул в объятиях Нины и решил, что если потеряю ее, то покончу с собой.

Мы спокойно проснулись и позавтракали в баре. 4 евро и 50 центов. Я проводил ее на станцию, поцеловал на прощание и вернулся домой. Дом показался мне огромным и ужасно тихим.

Я ничего не делал, ничего не говорил, ни о чем не думал.

Лег на диван и смотрел английскую футбольную лигу весь день.

Я не обедал, выпил две рюмки водки с лимоном и два пива. Поужинал прошутто и одним панино с плавленым сырком.

Потом отправился спать, спать одному в пустом доме мне совершенно не понравилось. Я проснулся и не почувствовал себя отдохнувшим. Помылся. Пошел встречать Нину на станцию и по дороге остановился у табачного киоска. В очереди, впереди меня, два старика узнали друг друга и разговорились.

– О, смотрел игру «Наполи»? – спросил один.

– Еще бы, – ответил второй, глянул на первого, а потом опять повернулся к продавцу в киоске. – Еще бы.

Расплатился и забрал с прилавка пачку сигарет «МС».

– Кнут и пряник, – сказал он. – Когда угостить, а когда и по хребту вытянуть.

Я купил упаковку табака и плитку шоколада. 8 евро и 80 центов. На станции свернул самокрутку и закурил. Когда увидел прибывающий поезд, встал и пошел навстречу.