Я не стала ему ничего объяснять о женской солидарности, все равно бы не понял. К тому же ведь он был совершенно прав! Но кто бы мог подумать, что девушка, так чисто говорящая на русском и так отчаянно и натурально плачущая в трубку, была иностранкой, подосланной ко мне, чтобы меня отравить?
— Ладно, поедем. Вещи-то я свои забрать могу?
— Да какие еще вещи? Документы с тобой? Деньги там, карточки?…
— Да, вот в сумке, — я похлопала по своей небольшой полотняной сумке, с которой никогда не расставалась.
— Ну и все! Что ты там оставила, на квартире? Пару футболок да купальник?
Я улыбнулась — Алик почти в точности повторил мои слова, обращенные к Джейн, которую я буквально несколько часов тому назад уговаривала забыть про оставленные в дешевом отеле вещи.
— Сарафаны, юбки блузки, косметика… Но ты прав, когда речь идет о безопасности, бог с ними, с сарафанами… Ну что, поехали?
— Да. Умница. Молодец, что согласилась. Сейчас заплачу за завтрак…
— Да ты просто оставь деньги, и все…
— Да, конечно…
Алик достал из кармана джинсов портмоне, двадцать евро оставил на столике.
— Минуту, сейчас зайду в туалет, умоюсь, да руки вымою, весь в креме, как поросенок… Тебе в туалет не надо?
— Нет.
Он ушел, а я допила свой кофе и почувствовала себя намного спокойнее.
Ну действительно, какое мне дело до моей хозяйки?
Я заплатила ей вперед, разве что ключи не оставила. Но это же не проблема. К тому же, когда труп Джейн обнаружат, и даже если сама Александра свяжет мое исчезновение (без багажа) со смертью девушки (а она свяжет, потому что рюкзак Джейн она очень скоро обнаружит в своей квартире!), она вряд ли сообщит об этом полиции.
Скорее всего, подкинет документы Джейн в полицейский участок просто по доброте душевной, чтобы труп идентифицировали, денежки ее возьмет и затаится сама, как мышка.
Скажет, если ее спросят, что ни разу ее не видела, да и про меня будет помалкивать. Так что вряд ли у нее будут такие уж крупные неприятности.
Думаю, что у нее хватит ума прибраться в квартире и уничтожить следы моего присутствия, да и от вещей моих постарается избавиться. А мне в моей ситуации надо бы подумать прежде всего о себе — как ни крути, но это мой труп должны были обнаружить в квартире Александры.
Вот так рассуждая, я подумала о том, что неплохо было бы, конечно, навестить Дино, но Алик не позволит.
Вспоминая Дино, я испытывала чувство стыда, словно, обознавшись, отдалась первому встречному.
Хотя почему «словно»?
Ведь именно так все и произошло.
Алика что-то долго не было. Официанты спокойно работали, доставляя блюда на столики и унося на больших подносах грязную посуду. Напротив кафе, на большом каменном валуне, сидела крупная чайка, а рядом с ней на тротуаре спала, вытянувшись, большая белая кошка.
Я взяла сумку и, махнув рукой официанту и показав на лежащие возле чашки деньги, вышла из-за стола и направилась к стеклянным дверям, ведущим внутрь кафе. Где-то там, за баром, должен был находиться туалет.
Я прошла через пустой зал со столиками, накрытыми словно для какого-то торжества, обогнула нарядную и украшенную цветами барную стойку с молодым улыбающимся черноглазым барменом и, жестом спросив, туда ли я иду (он сразу понял, куда мне нужно), прошла по узкому коридорчику до двери с нужной табличкой.
Войдя туда, я увидела две двери — мужской и женский туалет.
Оба помещения были пусты. Алика нигде не было.
Я вышла и оглянулась.
Можно было вернуться и снова мимо бара выйти на террасу кафе, где мы завтракали, а можно было пройти дальше по коридору, вглубь, туда, где, возможно, находились подсобные помещения, но не кухня, потому что кухня располагалась в другой стороне кафе.
Мысль о том, что Алик бросил меня, я отгоняла всеми силами.
Зачем ему было тогда следить за мной и уговаривать вернуться в Москву, ему достаточно было просто самому сесть на самолет и улететь домой.
Хотя еще до завтрака он не знал о том, что меня хотели убить. Вдруг он испугался, понял, что ему опасно просто находиться рядом со мной, и решил сбежать? Но это было бы так не похоже на моего друга Алика!
В самом коридорчике было темно, но впереди я увидела зеленый свет и вскоре поняла, что выйду в маленький садик. И вот там, на ступени перед небольшим старым круглым мраморным фонтанчиком, мирно журчащим в тени пышного куста жасмина, я увидела лежащего в неестественной позе Алика.
Кругом не было ни души.
Я подбежала к нему и увидела, что голова его разбита — на затылке дыра, из которой сочилась темная кровь.
Глаза моего друга были прикрыты. Он был мертв.
— Алик…
Я села рядом с ним на ступеньку и положила его кудрявую, еще теплую голову к себе на колени, не боясь выпачкаться кровью.
Я плакала, и слезы мои капали на бледное мертвое лицо моего друга.
Откуда-то из глубины кафе доносились голоса, гудели вытяжка и кондиционер, журчала вода в фонтане, а на моих коленях остывала голова Алика.
Я представила себе, как возвращаюсь в кафе, подхожу к бармену и говорю ему, что там, в той стороне, случилось что-то ужасное. Я буду жестикулировать, и он рано или поздно поймет, что надо следовать за мной.