Небеса чистого пламени

Пилот-капитан, человек во всех смыслах уже матерый, с замученным видом глядел на приборную панель, каждую пару минут сверяясь с часами — словно боясь, что стрелки превратились в аллигаторов. Капитану буквально день назад доложили, что весь выверенный и намеченный до этого маршрут летит в тартарары, потому что анубисатам А́мнибуса, не без поддержки гранд-губернатора, внезапно понадобилось притащить сердце Анубиса сюда, показухи ради — капитан причины не понимал, особо разбираться в этом не хотел, но задним числом обмозговывал два вопроса. Первый, менее насущный, но будоражащий воображение: откуда вдруг взялось в песках Египта сердце бога, когда он вроде как нематериален, и нужны всякие мистерии, «пески Сета» и прочие дребедени, чтобы узреть его, пока ты жив. Второй вопрос был более насущным, но не столь интересным: почему вдруг вояж сердца Анубиса решили начать именно с А́мнибуса, ведь здесь не было храма в честь этого бога, хоть каста городских анубисатов и считалось одной из самых мощных. Здесь над городом, напротив, громоздился Собор Осириса — еще одного лика смерти, но только совсем иного. Ведь если Осирис — это загробная жизнь, возрождение, очищающая вода, дающая право и шанс забыть, то Анубис…

Анубис — это идущая по пятам смерть. По крайней мере, теперь, в новом мире — это игра с черной госпожой, способ познать, постигнуть ее и стать с ней единым целым.

Вопросы эти не то чтобы сильно волновали капитана — так, назойливыми мухами крутились на пустошах сознания. Мужчину более беспокоил третий вопрос — где, Сет побери, этих идиотов черти носят? Они уже на десять минут выбились из графика, а для воздушных перевозок такое остывание от критично, тем более — в столь шумном мегаполисе, тем более — для грузового судна, тем более — для…

Капитан мог еще долго рассуждать на эту тему, но тут раздались инородные шаги — на борт дирижабля поднялся мужчина в красных очках-гоглах, неся в руках ту самую коробку.

Капитан разбудил второго пилота, которого, видимо, вообще не одолевали никакие вопросоы, завел мотор, проверил обычную и магическую тяги — вторя определялась символами на борту корабля, — и громадина дирижабля наконец-то зашевелилась.

— Я то уж думал, что вы забыли про нас, — сказал капитан, увидев, что сзади подходит господин в очках. — Сейчас главное — наверстать десять минут отставания…

Мужчина в очках-гоглах закатал рукава, положил руки на спинки кожаных кресел обоих пилотов и что-то шепнул — двое не успели даже крикнуть, просто словно бы иссохли, слившись с тенью и ставь частью на мгновение явившейся в этот мир смертельной темноты. Вены на руках мужчины вздулись, еще сильнее налившись фиолетовым — сами же руки стали еще тоньше.

Анубисат сел за капитанское кресло, склонившись над приборной панелью — дирижабль стал разворачиваться. Убедившись, что все идет так, как надо, мужчина в очках-гоглах поставил на панель управления коробку с сердцем Анубиса и открыл ее — в мир будто бы хлынула порция настоящей, истинной темноты, отменяющей свет и охлаждающей воздух вокруг. Сердце клубилось этой чернотой, будто дымкой.

Мужчина в гоглах глубоко вздохнул, а потом прошептал молитву Анубису.

Пламень хотел, чтобы бог все увидел — и приготовил богу место в первом ряду.

Если быть точным — двум богам сразу.

* * *

— Что значит, вы не можете выделить мне дирижабль? Я проработал в этой дрянной конторе сорок лет! — Бредэнс наливался алой краской, и если в большинстве случаев это просто красивая метафора, то лицо Невпопадса буквально багровело. — Я уже работал здесь, когда ты еще в пленки…

— Сэр, — промямлил молодой жандарм в приемной, уже пожалевший, что вообще родился, — сэр, вы уже говорили это трижды, я все понимаю, но правила есть правила…

— Сынок, ты вообще помнишь, чтобы Жандармерия когда-нибудь соблюдала правила?! — Бредэнс резко, будто на пружине, вытянул шею вперед — кожаная фуражка с крестом-Анкхом чуть не свалилась. — Мы придумываем правила для остальных! И чему вас только учат…

— Да, сэр, конечно, — желание не родиться постепенно сменялось в голове молодого жандарма мыслью о том, чтобы его поразила молния, тело обратилось слизь, под ногами разверзлась преисподняя — да в принципе, чтобы случилось что угодно, но только не Бредэнс Невпопадс.

А Бредэнс Невпопадс умел именно что случаться.