Какова наша ситуация сейчас в связи с пандемией, когда я пишу эти строки в конце ноября 2020 года, в разгар «второй волны», как это называют европейские СМИ? Мы не должны забывать, что различие между первой и второй волной проводится, главным образом, в Европе. Латинская Америка, где был другой ритм, достигла пика в промежутке между двумя европейскими волнами, и теперь, когда Европа переживает вторую волну, ситуация в Латинской Америке чуть лучше. Мы также должны иметь в виду очевидные различия в том, как пандемия затрагивает тот или иной класс (бедные страдают гораздо больше), расу (в США чернокожие и латиноамериканцы страдают намного сильнее), пол (женщины заражаются чаще и тяжелее, чем мужчины), а также принимать во внимание, что она протекает в разных ритмах на разных континентах (Африка в целом затронута меньше) и в разных государствах (в Европе Франция и Испания сейчас восстанавливаются, а Германия испытывает трудности, что явно контрастирует с ситуацией, наблюдавшейся два месяца назад). А главное, мы всегда должны иметь в виду страны, где все настолько плохо (из-за войны, нищеты, голода, местного насилия и т. д.), что пандемия считается лишь малым злом. Достаточно вспомнить Йемен, о котором
• Сейчас некоторые надежды уже рухнули. Коллективный иммунитет не работает. Смертность в Европе сейчас на рекордном уровне. Больше нет надежды на то, что, хотя вирус распространяется все шире, его штамм менее опасен.
• Мы имеем дело со многими неизвестными, особенно в том, что касается распространения вируса. В некоторых странах эта неизвестность породила отчаянный поиск виновных (вечеринки в частных домах или на рабочих местах, тайные рейвы и т. д.). Часто звучащая фраза о том, что мы должны «научиться жить с вирусом», выражает чувство капитуляции перед ним.
• Вакцины дают надежду, но нам не следует рассчитывать, что они волшебным образом решат все наши проблемы и восстановят прежнюю нормальность, даже если не учитывать перспективу других эпидемий и экологических катастроф. А распределение вакцин станет нашим главным этическим испытанием: сохранится ли принцип всеобщего распределения или ему помешают оппортунистические компромиссы?
• Модель, которой следуют многие страны, – модель компромисса между поддержанием экономики и борьбой с пандемией, позволяющая последней поднимать голову снова и снова (в Европе Австрия и Швейцария теперь хотят вновь открыть горнолыжные курорты и т. д.), – все нагляднее демонстрирует свои пределы. Единственное, что, видимо, действительно работает, это строгий карантин. Последним примером является штат Виктория в Австралии, где в августе 2020 года было зарегистрировано 700 новых случаев заболевания в день, но сейчас «прошло уже 30 дней без новых случаев заражения вирусом, что является завидным рекордом для США, а многие европейские страны продолжают страдать от роста числа заражений и вынуждены возобновлять карантин»77
.• Что касается психического здоровья, то теперь, оглядываясь назад, мы можем сказать, что поведение большинства людей на пике первой волны было в основном здоровой и нормальной реакцией на угрозу. Люди думали о том, как избежать заражения, и казалось, что у большинства из них просто нет времени на проблемы с психическим здоровьем. Хотя сегодня об этих проблемах много говорят, преобладающее отношение людей к пандемии характеризуется странным сочетанием разрозненных элементов. Несмотря на растущее число случаев заражения, в большинстве стран пандемию не воспринимают всерьез; преобладает позиция «жизнь продолжается», при которой может показаться, что мы каким-то образом научились жить с вирусом, и это отражается в заявлениях о том, что люди «устали от ковида». В Западной Европе многие сейчас беспокоятся о том, смогут ли они отпраздновать Рождество и пройтись по магазинам или отправиться на привычные зимние каникулы.
Однако эта позиция «жизнь продолжается» сигнализирует о чем-то совершенно противоположном моменту расслабления, когда худшее уже позади. Она неразрывно связана с отчаянием, нарушениями предписаний властей и протестами против них. Поскольку власти и мейнстримные медиа не предложили четкой перспективы, наблюдается нечто более глубокое, чем страх: мы перешли от страха к депрессии. Мы испытываем страх, когда существует явная угроза, и разочарование, когда вновь и вновь возникают препятствия, мешающие нам достичь цели, но депрессия сигнализирует об исчезновении самого желания.