Небесная глина

Итак, дороги…
В путь, мой милый Странник!
И пусть тебе усталость не грозит,
И пыль дорог тебя не поразит
курящей бесконечностью обмана.
Как манят нас неведомые страны!
Что ж! На Земле наш путь
сплошной транзит.
Нас ждут дороги. Что у них в конце?
Наивные, ненужные вопросы:
что ждет в смертельном тленье папиросу,
что — уголек, который воду ощутит?
Но мы идем с восхода до заката,
мы — пилигримы, спящие в пыли,
для нас в затонах лилии цвели
и в переулках клеились плакаты.
Мы — переплеты фантастичных книг,
и в них порой написано такое,
что примиряет
трусов и героев,
наивных и любителей
интриг.
Нас не пугает наш последний шаг,
застывший крик Архангела в ушах…
Дороги, вы — артерии Вселенной,
все создано из смеси жизни с тленом,
и наша смерть —
по ним лишь первый шаг!

1995 г.

«Делит злая межа…»

Делит злая межа
наш ошалевший век
на согласие «да» и
отрицание «нет».
В стылой капельке льда
в поисках выхода свет.
Вроде простая вода,
только выхода нет.
Не убежать от тьмы,
Что оседлала нас.
Все потому, что мы
Не открываем глаз.
Мы, как обычно, — за
полный чудачеств свет,
только дрожит в глазах
страшное слово «нет».
На середине вех
подмалевали лик,
стал неуместен смех,
только прорвался крик.
Не поцелуй душил, —
собственная душа.
Вроде бы — не спешил,
Истинно — не дышал.

1999 г.

«Я не верю в богов…»

Я не верю в богов
и в посмертную
райскую милость.
Есть два метра земли,
той, в которой
нам вечно лежать.
Жизнь была, как искра,
кто-то камень швырнул,
и она получилась.
Состояла она из глаголов
«надеяться»,
«верить»
и «ждать».
Позади сорок лет.
Это первое время итогов.
Не успел ни черта!
В сорок лет
ничего не успел.
С полустертых икон
ухмыляются
хмурые боги:
«А чего ты, дружочек, иного
от жизни хотел?»
Я хотел два крыла
и холодную терпкость
полета.
Чтобы ветер в лицо!
Чтоб земля подо мною плыла!
Только с райских высот мне мешал
рассудительный кто-то
и, пытаясь сдержать,
все тянул на себя удила.
Время грустных итогов.
Не будет
ни Рая,
ни Ада.
Лишь два метра земли,
переполненных
вечной тоской.
Лишь два метра земли,
огороженных низкой оградой
и придавленных сверху
тяжелой
гранитной доской.

1993 г.

На кладбище

Переплеты для прожитых строчек,
где смешались блаженство и ад.
Не осталось от них многоточий,
лишь тире между парою дат.

1999 г.

«Мелькнем и канем…»