Не очень надеясь на удачу, я начала искать информацию о Джессике Бортвик. И мне повезло. Она оказалась неординарной эпатажной женщиной и оставила о себе яркую память. Историки кино имеют все основания считать ее первой женщиной-кинематографистом[808]
. Свой единственный фильм о войне между Оттоманской империей и балканскими государствами, Грецией, Болгарией, Сербией и Черногорией, она сняла в 1913 году. Попасть на войну ей удалось «по знакомству». Ее отец, британский генерал Джордж Колвилл Бортвик (George Colville Borthwick, 1839–1896), был командующим армией в Восточной Румелии[809]. Джессика Бортвик снимала свой фильм в самом пекле войны. Одетая как мужчина – брюки-галифе, сапоги, фланелевая рубашка, фетровая шляпа, – она работала в одиночку с камерой и неуклюжей треногой, которую в одном из боев разнесло в щепки осколком снаряда. Вооруженная вначале лишь револьвером, она затем собрала у убитых целый арсенал оружия. Ее фильм запечатлел ужасы войны: поля и улицы городов, заваленные трупами людей, лошадей и волов; умирающие от голода турецкие пленные. Джессика Бортвик испытала тяготы войны – болела холерой, несколько раз была ранена, после ареста по подозрению в шпионаже несколько дней провела в заточении на воде и хлебе, пока русскому консулу не удалось ее вызволить. А было ей в то время немногим более двадцати лет. К сожалению, ее фильм не был широко показан и, похоже, не сохранился. Во время Первой мировой войны Джессика Бортвик работала медсестрой на Западном фронте, была ранена. В Лондоне, однако, она жила жизнью артистической богемы Южного Кенсингтона, района в королевской части Лондона, где и располагается Музей Виктории и Альберта. Она пробовала свои силы как скульптор. Как оказалось, Джессика Бортвик была кровно связана с Россией. Ее мать, Софи Шиловская (Sophie Schylowskála), была подданной Российской империи, возможно польского происхождения. Биографы Джессики называют ее мать российской аристократкой. Отец Софи был капитаном русской императорской гвардии[810]. Возможно, Джессика говорила по-русски и поэтому стала посредницей между продавцами и потенциальным покупателем.Письмо Джессики Бортвик Мартину Харди подтверждает намерение «Антиквариата» продавать, и возможно, не только свой собственный товар с пометкой «Антикварный магазин», но и музейные иконы. В письме есть намек и на то, что Музей Виктории и Альберта мог быть заинтересован в покупке икон. Письмо также доказывает то, что были и частные покупатели. Нельзя ли узнать имя «друга» Джессики Бортвик? В фонде Наркомторга сохранился отчет Самуэли председателю правительственной комиссии Хинчуку, который был написан в начале марта 1930 года по итогам именно этой заграничной командировки. Поездка была длительная, с декабря 1929 до весны 1930 года, и сделал Самуэли, по крайней мере если верить его словам, немало: побывал на выставке в Лондоне, выяснил положение дел в Берлинском торгпредстве и договорился с фирмой Лепке о предстоящем аукционе фарфора, завершил переговоры с парижским покупателем Гюльбенкяном, вел переговоры с комиссионерами и многое другое. Из этого отчета, в частности, узнаем, что Самуэли зондировал почву для проведения аукциона икон, возможно у Лепке, но пришел к выводу, что затею следует отложить. Помехой стала ярая антисоветская кампания на Западе, вызванная ликвидацией церквей в СССР.
В кратком разделе своего отчета, озаглавленном «Лондон», Самуэли писал:
Проданы иконы около 60 шт. и фрески около 10 шт. на сумму около 24.000 фунт. Лорду Бивербрук, судостроителю Ференсу и автомобильному фабриканту Бьюик.
И далее, внимание,
иконы куплены для Виктория-Альберт Музея и эта же группа предполагает ее расширить другими русскими художественными изделиями, имея в виду организацию особого русского отдела в Виктория-Альберт Музее. Для этой цели летом с.г. предполагают сюда (видимо, в СССР. –
Отчет Самуэли вроде бы подтверждает письмо Джессики Бортвик. В обоих документах речь идет о заинтересованности Музея Виктории и Альберта в покупке икон с выставки. Названы и имена частных покупателей, возможно, среди них и таинственный «друг» Джессики Бортвик. Однако не стоит торопиться с выводами. В отчете Самуэли есть серьезные неувязки.