Небесная канцелярия

– Знаете, – произнесла я, не отрывая взгляда от Земли, – я вдруг поставила себя на их место. Представила, что кто-то решает судьбу моего мира. Как-то это глупо. – Я перевела взгляд на судей. – Вот мы живем, о чем-то мечтаем, за что-то боремся, на что-то надеемся, к чему-то стремимся. И если кто-то решит утилизировать наш мир, Пантеон, то это решение сразу делает бессмысленным все наше существование. Автоматически. Зачем пытаться что-то делать, если завтра – конец всему? К чему все наши прошлые старания? Вы можете смеяться, но я, действительно, сейчас не уверена, что мы имеем право судить их. Не из-за той заповеди. Знаете, у землян есть приговорка: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Уже не говоря о том, что создали. Я поняла. Вот только теперь, наконец, поняла, почему так противилась этой утилизации. Вроде бы и нет какой-то конкретной, объективной причины. Все, что я тут говорила, в общем-то, надумано. Мне просто противоестественна сама мысль об утилизации. Как можно? Как может мать бросить в огонь своего ребенка? Тем более только потому, что он всего лишь дожил до определенного возраста?

– В таком случае только мать и может решать, жить ли ее ребенку или нет, – вставил Главный Судья. Алый капюшон чуть зашевелился в такт словам.

Я замотала головой.

– Нет. Мать, в лучшем случае, может решать, дать ли ему жизнь. Но потом, когда у нее на руках живое существо, его жизнь принадлежит уже только ему. Только он вправе решать, пойти ему налево, направо или скакать на месте. Только он. Потому что вместе с жизнью дается свобода! Мать может лишь наставлять, помогать распознавать, где хорошее, а где плохое, учить выбирать и следовать своему выбору.

Я перевела дух, облизала сухие губы. От тщательно нанесенной утром помады уже не осталось и следа. Что можно сделать, какие слова найти? Никогда еще за всю свою жизнь не чувствовала я себя такой беспомощной.

– Вы даже не представляете, как они похожи на нас. Посади вместо вас землян – никто и не заметит. У них есть точно такие же суды, только мантии у судей не кровавого, а черного цвета. У нас столько общего, что, будучи с ними, я часто забывала, где нахожусь. Они такое же наше отражение, как и любой ребенок – отражение своей матери. И разве признавая, что жизнь ее ребенка бессмысленна, мать не признает бессмысленность своей? Ведь в этом, в большей степени, ее заслуга, значит тогда, в самом начале, она ошиблась, что-то растолковав неправильно, перепутав противоположные грани!

Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и крепко сжала кулачки. Длинные ногти больно впились в кожу. И сразу стало легче.

– Мне нечего больше сказать, Высший Суд. Я не считаю, что Земля – такой уж неудачный и бессмысленный мир. И горжусь тем, каким он стал. Практически сам. Но этого очень мало для вас. Поэтому мне нечего больше сказать в его защиту.

Судьи молчали.

Наверно, их недаром назначили судьями, доверили такое важное дело. Я верила, что они умные, мудрые, самые непредвзятые во всем Пантеоне. Но они не в состоянии увидеть то, что вижу я. Наверно, они не виноваты. Но мне некого будет винить, кроме них. Я не такая сильная и мудрая, чтобы, понимая, прощать.

Судьи молчали. Выжидающе смотрели на Главного. Тот, видимо, раздумывал, опустив голову.

И я опустилась на свое место. На этот раз бесшумно.

Земля все так же молчаливо вращалась рядом со мной.

Макар Пилатович, наконец, поднял голову. Из-под капюшона сверкнули глаза. Я чувствовала, как он в упор смотрит на меня.

– Вам и не нужно больше ничего говорить, Екатерина Иосифовна, – спокойно начал он. – Суд принял решение.

Я кивнула, мысленно прося прощения у землян. Может быть, я и могла бы сделать больше. Но теперь уже ничего не исправить.

Макар Пилатович, а за ним и остальные судьи, встали. Сзади послышался шорох, наверно, шеф тоже встал. Пришлось встать и мне.

– Суд решил, – торжественно начал Макар Пилатович, – признать аргументы Поднебесной Екатерины Иосифовны неубедительными и отклонить прошение о помещение мира № 75839 под кодовым названием «Земля» в Зал Славы.

Я почувствовала, как холодок пробежался по спине.

Наверно, нужно было еще что-то говорить, доказывать.

Точнее, мне вообще не нужно было вмешиваться в это дело. Кто я такая, чтобы судить о неординарности? Простая секретарша, ни разу за свою жизнь ничего не создавшая, а только критикующая других. У меня не было ни малейшего шанса с самого начала. Я даже самой себе не смогла объяснить, почему Земля заслуживает, чтобы ее сохранили. И сами земляне тоже этого не знают – заслуживают ли они тогда Зала Славы?

И я оцепенело слушала приговор судьи.

– Назначить срок утилизации мира – сутки. Ответственным за утилизацию назначить создателя мира, Фаерболова Петра Иудовича. Поднебесной Екатерине Иосифовне, согласно статье тридцать четвертой Кодекса Миров, объявить выговор с занесением в личное дело и взыскание в виде трех лет общественных работ. Решение суда окончательно и обжалованию не подлежит. Срок исполнения решения – немедленно.

И в тот же миг судьи удалились из зала, оставив меня наедине с моим чувством вины.