Оба плевали на всех и любили друг друга так, как будто на завтра уже запланирован, утверждён и заверен во всех инстанциях конец света.
Он смотрит на неё, полумрак играет тенями, бликами, меняет очертания от малейшего движения. На её теле белые полосы, которые можно принять за оставшиеся на коже лучи ушедшего солнца. Он касается одной из них, ровно над левой грудью.
– Очень больно было?
– Наверное. Уже плохо помню. Самая болезненная первая рана. Потом привыкаешь. Сами шрамы не болят. Почти.
Она со вздохом потягивается и садится на кровати. На её спине – два самых заметных рубца, от плеч до поясницы. Он не спрашивает об этом. Знает, что есть вопросы, которые нельзя задавать.
Спрашивает о другом:
– Как тебе это удалось?
Она оборачивается в полупрофиль, под ресницами – влажный блеск. Улыбка, взгляд.
– Что?
– Выжить. После стольких шрамов, пережить столько боли и остаться… такой.
– Какой?
Она оборачивается полностью. Рыжие волосы напоминают пушистый лисий мех, белые зубы сверкают, кожа почти светится. Она, словно электричеством, заряжена лёгкостью, надеждой, предвкушением счастья. Она умеет смеяться, как никто, умеет утешать одним взглядом, исцелять боль одним касанием. Она – та, кто выживает всегда, несмотря на раны, на сломанные крылья, на трудности, на запреты. Она может спрятаться, затаиться, скрыть огонь волос покрывалом, она умна и хитра. Умеет годами, десятилетиями, столетиями скрываться, приспосабливаться, менять облик, надевать маски. Но выживает. Всегда.
– Я мечта. Это моя работа.
– Ты невероятная.
– Ну что ты, вполне обыкновенная. Ты просто ещё не привык.
– А если однажды ты столкнёшься с тем, что тебе не под силу?
– Да ну? С чем это? – интересуется она расчётливо-игривым тоном.
Кошкой льнёт к нему, заглядывает в его глаза своими – колдовскими огнями. И вот оно! Она едва сдерживает торжествующую улыбку. Неуловимое ощущение хрусталя под пальцами, внезапная прохлада, на градус ниже – и ей этого достаточно. Пока достаточно.
И прежде чем он придумает, что имел в виду, говорит первая:
– Как-нибудь справлюсь. Может, хватит о работе? Иди ко мне.
Среди ближайших друзей и коллег их отношения не вызвали ровным счётом никакой реакции – на работе не сказывается, и ладно. Продолжали общаться, как обычно, с поправкой на свежую тему для скабрезных шуток, но и это быстро всем надоело.
Когда схлынула первая, самая разрушительная волна страсти, во время которой Белла сама почти забыла о своей цели, она снова начала присматриваться. Не к Аврелию, который пока пребывал в таком состоянии, что с тем же успехом можно было считывать эмоции смерча: ничего не разберёшь и не добьёшься, сплошной хаос. К коллегам. Она замечала, как посматривает на них Пафнутий, благородный, добрый Пафнутий, выглядевший потомком королей Атлантиды. Он был последним, кого пришло бы в голову заподозрить в ревности. Казалось, он выше таких чувств, каким и должен быть ангел. Он любил Беллу, и она это знала, но в его любви не было и тени страсти, только дружба и поддержка. И в его взгляде мелькало нечто похожее на жалость или сострадание, как будто он уже прожил миллион жизней и знал наперёд, чем всё закончится.
А ведь был ещё и Лео.
Тот категорически не обращал на них внимания. Уже это было странно, от Леонарда-то стоило ожидать полный набор шуток. Были моменты, когда он едва сдерживался, чтобы не сказать что-то, что очень хотелось, но вместо этого разражался идеально выверенным саркастичным монологом на отвлечённую тему. Во взгляде его читалось разве что снисхождение. А однажды на очередных посиделках в конце недели случилось невиданное: Аврелий и Лео чуть не подрались.
Конечно, всякое бывало, и мелкие конфликты, и ругались насмерть в канцелярии. Но эти двое всегда стояли друг за друга и всерьёз не сталкивались. А тут Лео хорошо выпил и давай балагурить, по одному поводу проехался, по другому, зацепил чем-то Аврелия, тоже нетрезвого, и слово за слово.
– Лео, всё, хватит.
– Ещё чего! Я только начал!
– Ты перебрал. Или помолчи, или я тебя заткну. Сам же потом спасибо скажешь.
– Спасибо? Это ты мне должен говорить!
– Неужели? Тогда спасибо, – попробовал обратить всё в шутку Аврелий, но не удержался: – А за что?
Лео вскочил. Аврелий тоже. Оба уставились друг другу в глаза. Все вокруг замолчали.
– Ты придурок, – абсолютно трезвым и злым голосом заявил Леонард. – Ты хоть сам понимаешь, какой ты придурок…
– Так расскажи. Давай, тебе ведь есть чем поделиться. Выскажись.
– Перестаньте, – вмешалась Белла. – Вы чего?
Но её голос, который всегда действовал на окружающих успокаивающе, похоже, взбудоражил Лео ещё сильнее. Ангел метнул на неё быстрый злобный взгляд и бросился на Аврелия. Наверное, это кончилось бы хорошим выговором, но вмешался Михаил. Удержал Леонарда и вывел его, буквально полыхающего, на свежий воздух.
Через два часа Аврелий и Леонард сидели у парапета на заднем дворе Небесной канцелярии рядом с вечно набитой окурками урной. С бутылкой самогона и запасом сигарет, не иначе на случай самоизоляции, и разговаривали. Домой Белла ушла одна.