Небесное дитя

Дез Эссент всегда готовит себе ужин примерно в пять утра, перед сном, а я в это время просыпаюсь. Он как-то сказал: «Мы с вами разделяем ночь». К полудню, когда солнце в зените, он завтракает, всегда одинаково — яйца всмятку и чай. Обычно Селиан в это время трудится за кухонным столом, и это повод прервать его пытку.

Их разговоры просто счастье. Иногда, слушая их, я смеюсь от души, иногда мечтаю. Как-то Селиан рассказал профессору, что его ужасно достает школа, а профессор после паузы ответил, что эти часы тоже надо ценить: «Потому что, мой мальчик, время может казаться длинным, но мне, старому человеку, жизнь видится очень короткой…» Интересно, какие воспоминания у Селиана останутся об этих разговорах, ведь они помогают ему взрослеть не меньше, чем воздух и солнце острова.

Пока я диктовала Селиану глаголы для спряжения, а дез Эссент втихаря подсовывал ему тосты, вошел Бьёрн. Дез Эссент подмигнул мне и предложил Бьёрну прогуляться по пляжу.

Позже профессор заявил, что сказал викингу, мол, надо обо мне позаботиться. А еще, мол, он за нас рад. Старость сделала его сентиментальным… Иногда его подводила память. Пока он все не позабыл, надо рассказать мне кое-что, что меня позабавит.

Во-первых, Вен изначально назывался Венузия.

Во-вторых, лорд Теннисон всегда утверждал, что его стихотворение «Мэри» — это маленький «Гамлет».

* * *

На вилле начались строительные работы: крыша, электричество, покраска деревянных панелей, которыми облицевали дом. Новый цвет, голубовато-серый, цвет зимнего неба, сработал — дом ожил. Бьёрн, однако, говорит, что ему сложно переделывать интерьер, особенно комнаты наверху: там даже стены связаны со счастливыми воспоминаниями. Его детская прямо под крышей, обои оранжевого цвета. Я дотрагиваюсь до плаката с Джеффом Бакли, до гравюр с Ураниборгом. На этажерке с книгами — альбом по астрономии, точно такой, какой Селиан нашел у мамы, англоязычная версия. Я говорю, что этот альбом напоминает мне о моем детстве.

— Ты поэтому сюда приехала? Чтобы себя найти или чтобы частично избавиться от детских воспоминаний?

Я не отвечаю, и он не настаивает, но многое угадывает интуитивно. Нас держит за горло меланхолия одного происхождения.

Он полулежит на бархатном диване у окна и курит, смотрит вдаль. Я подхожу к нему, чтобы разбить стену нашего одиночества, он притягивает меня к себе, кладет голову мне на живот. Я глажу его по волосам, сопереживаю, разделяю его чувство покинутости, на секунду мне даже кажется — он плачет. Его рука скользит под моим платьем, кончиками пальцев очерчивает контур грудей. Он обнимает меня за талию. Снимает мои трусики, просовывает голову под платье. Я кусаю сжатый кулак.

Пока мы занимались любовью, прошел ливень. Выйдя из дома, я потянула Бьёрна за собой в сад. Упала в траву и вдохнула аромат свежей перегнойной земли: «Иди ко мне…»

* * *

Утром я спустилась за кофе и в холодном свете холла увидела дез Эссента и Сольвейг. Он держал ее за руку, она плакала.

Я пробормотала: «Простите». Мне было неловко вторгаться в личное пространство. Но дез Эссент заговорил: «Ладно, Сольвейг, мне жаль, что я тебя этим расстроил, вытри слезы, а то Мэри решит, что я тебя побил».

Он провожает меня на веранду. На сей раз я ничего у него не спрашиваю. Он никогда ни с кем не обсуждал мою личную жизнь, я только от Бьёрна знаю, что, когда они беседовали о своих призраках, дез Эссент вел себя очень трогательно.

Разговор заходит о времени. Можно ли спасти прошлое? Надо ли вообще этого хотеть? Как о нем забыть? Иногда мне кажется, что я стою на месте… «За два месяца вы, сами того не подозревая, проделали огромный путь… А вот о хитрости памяти никто не написал лучше Пруста: „Чтобы достичь безразличия, надо в обратном направлении пройтись по всем чувствам, по которым ступала любовь. Но процесс забывания хаотичен^“».

Пролетает ангел. Мы созерцаем море с застекленной веранды. Отражения волн создают движущиеся пейзажи, белые парусники отдаляются и приближаются, повинуясь световым вибрациям горизонта. Сидя в плетеном кресле, которое отныне будет у меня ассоциироваться с самым французским из университетских предметов мебели Англии, я ощущаю спокойствие. Это был бы идеальный момент для внезапного появления русалки на спине у дельфина…