Небесные очи

– А этого я помню! – хихикнула Света Попова, ткнув пальцем в какого-то мужчину. – Меня Машенька пыталась с ним познакомить. Но он мне не понравился – жадюга! Даже мороженое жадничал купить... И этого я тоже помню!

Замасленным пальцем Света Попова тыкнула в лицо юного Виктора Викторовича Бородина. Потом набила рот жареной картошкой.

– Я знаю, кто он, – тихо сказала Саша. – Он был маминым любовником. – Света Попова вытаращила глаза и принялась махать полными руками. Но, поскольку рот Светы Поповой был набит картошкой, она только замычала. – Что вы, теть Свет! Я к этому спокойно отношусь... – упреждающе воскликнула Саша.

– М-м-м-м... Ой... – Света Попова в очередной раз чуть не потеряла вставную челюсть. – Саш, да ты что?!

– Что?

– Какой это любовник? У матери твой никаких любовников не было, что ты!

– Вы не все знаете, теть Свет... – вздохнула Саша.

– Я лучше твоего знаю! – возмутилась Света Попова, на всякий случай кончиками пальцев придерживая искусственные зубы. – Может, этот парень и любил твою мать, но любовником ее он не был, это точно!

– Вы уверены? – насторожилась Саша.

– Ну что ж я, дура какая?.. И глаза у меня, слава богу, на месте! – рассердилась бывшая материна подруга. – Машкин любовник! Нет, кто тебе такую ерунду сказал, а?!.

Саша промолчала.

– Да, этот парень за ней таскался... Но она на него – ноль внимания! И потом, он то ли купить, то ли выменять у нее что-то хотел... я уж и не помню, что именно! Он студент, медик... То есть был им тогда!

«Купить или выменять. Точно! И отец говорил об этом... Не любовник, но любил. Я с ума сойду...»

Саша схватилась за голову. Она окончательно запуталась и теперь уже не знала, кому верить. У каждого свидетеля тех далеких событий была своя версия.

Но больше всего Саша верила Виктору, жениху. В том, что он любил маму, и теперь сходил с ума по ней, Саше, можно было не сомневаться.

«Во-первых, мама могла и не рассказывать Свете о Викторе. Во-вторых, Виктор – коллекционер. Он интересуется старыми книгами... Это Света могла запомнить, да и отец – тоже. Вот почему слова отца и слова Светы в этой части совпадают!»

subtПрошлое

Когда объявили победу, Аля опять заплакала – от радости и от горя: если бы Митя смог дожить до этого дня!

К тому времени она вновь воссоединилась со своей семьей – матерью и сестрой Зойкой. Зойке было уже шесть – все такая же ангельски-хорошенькая, забавная девчонка... Но она совершенно не помнила свою старшую сестру. Что касается Брусницына, материна мужа, то тот погиб, освобождая Берлин...

Аля работала маляром, красила стены в новых квартирах. И это ей очень нравилось. Запах краски, ровные стены без выбоин и трещин... Эти крашеные стены были для нее символом новой жизни, жизни без войны.

Потом она занималась мойкой стекол, и это ей нравилось даже больше. Чистые, прозрачные стекла, без наклеенных полосок бумаги. Стекла, которые свободно пропускают солнце. Яркие блики бегут по их поверхности...

О будущем она совершенно не думала. Ей было как-то все равно. Войны нет – вот это главное!

За ней стал ухаживать Борис Гартунг, тот самый сосед. Он даже не ухаживал, он буквально осаждал Алю, брал ее измором. Ходил по пятам и ныл, ныл... Мать пилила – чего ж ты, дурочка, ждешь? Мужиков почти не осталось, а ты нос воротишь! Может, ребеночка родишь...

И Аля в 1949 году решилась, наконец, вышла замуж за Бориса. Ей и в самом деле очень хотелось ребенка. «Если будет мальчик, назову Митей! И пусть Борька говорит что угодно, все равно по-моему будет!»

Но организм, измученный блокадой, сопротивлялся. Аля забеременела только в конце 1955-го, тогда, когда ей исполнилось уже тридцать. Ах, как она была рада, как ликовал Борис...

К тому времени они с мужем перебрались в Москву. Жили в огромной коммуналке на Арбате. Мать с сестрой Зойкой остались в Ленинграде, уезжать не захотели.

Летним вечером 1956 года Аля ехала в вагоне по Арбатско-Покровской линии. На станции «Площадь Революции» вышла – полюбоваться скульптурами. В центре зала бурлила небольшая толпа. Пробираясь сквозь нее и машинально прикрывая рукой свой уже очень приличный живот, Аля совершенно случайно услышала счастливый женский голос:

– Феденька, ты гений! И как только тебе удалось на Лемешева билеты достать!

– С людьми надо общаться, Галка. Люди – они всегда помогут! – снисходительно ответил мужской голос. Обычный мужской голос, ничем не примечательный. Ни низкий ни высокий, ни хриплый ни звонкий. Но отчего-то Але вдруг стало холодно. Мороз пробежал по коже...

Она достала из сумочки платок (взяла с собой, на всякий случай, от дождя!), повязала им низко лоб. И засеменила за этими самыми «Галкой» и «Феденькой». Глядела издалека, осторожно, боясь спугнуть.