Небесные преследователи

При свете дня кабинет выглядит совершенно иначе. У нас над головой расположены три чердачных окна с видом на небо. Все остальное – бумаги, книги, беспорядок – совершенно такие же, как в моих воспоминаниях. Это одновременно заставляет меня нервничать и успокаивает. За столом сидит мужчина, в котором я узнаю отца Пьера. Судя по тому, как топорщится ткань его жилетки, похоже, что в последнее время он больше ест, чем бегает по полям. Несмотря на бардак вокруг, на письменном столе нет ни ручек, ни карандашей, ни блокнота. Одетт с мадам Верт были правы: отец Пьера не работает. Я снова чувствую укол совести: сейчас бы ему пригодились чертежи, которые я украла. Чувство вины усиливается, когда я вижу красный ларец на полке. Я стараюсь не таращиться на него слишком пристально.

– Утка подождет снаружи, – говорит мсье Жозеф.

Он щелкает пальцами перед клювом Вольтера, и тот возмущенно встряхивает перьями.

– Ох, папа, – умоляюще просит Пьер. – Ты же знаешь, как ему нравится бывать в компании.

Мсье Жозеф вздыхает, откидываясь на спинку стула:

– А еще ему нравится гадить.

Я ловлю взгляд Пьера. Он принимает недовольный вид, но слушается. На сей раз щелкают и нам с Пьером, и мы садимся на два стула, с которых предварительно приходится снять по стопке книг.

– Кем ты работаешь, Сорока? – спрашивает мсье Жозеф.

– Мм… – Я не знаю, что ответить.

У него лицо такое же доброе, как у Пьера, хотя выглядит он старше, беспокойнее. Однако, думаю, правду он услышать не захочет.

– Ладно, перейду сразу к делу, – продолжает он. – Наша экономка мадам Верт настаивает, что теперь, когда с нами живет мой брат, нам нужна дополнительная прислуга. Моей супруге, мадам Монгольфье, сейчас нездоровится, и это создает дополнительные сложности.

Одетт вроде сплетничала об этом в коридоре… Меня опять охватывает чувство вины: я недостаточно ценила ее усилия. В доме уже была одна больная, когда ей пришлось ухаживать еще и за мной.

– Итак, – продолжает мсье Жозеф, – Пьер считает, что эта работа тебе бы подошла. Что считаешь?

Я надуваю щеки. Мне? Работать здесь, в доме Монгольфье? После того как я украла его документы?

Хотя он этого и не знает. Он думает, что я – это девочка, которой хватило смелости не отпустить его летающую машину. Девочка, которая взмыла в небо. И знаете что? Думаю, я могла бы привыкнуть быть такой девочкой, даже если для этого мне придется одеваться как Одетт.

– Или тебя ждут где-то еще? – спрашивает мсье Жозеф.

Мне на ум приходит та тень под деревьями.

– Нет, мсье, меня нигде не ждут, – отвечаю я.

– Bon[5]. Начнешь работать, как только будешь в состоянии… – Он окидывает меня внимательным взглядом. – Ты ведь выздоровела? Плечо зажило?

– Конечно, – быстро отвечаю я. Пусть не думает, что я не справлюсь.

– Ну а теперь, папа, – выходит вперед Пьер. – Пока мы здесь, можешь расспросить Сороку про то, как она летала.

Я расплываюсь в широкой улыбке. Наконец-то я смогу обо всем рассказать! Однако вид у мсье Жозефа становится какой-то напряженный.

– Пьер, мне кажется, это лишнее…

– Просто послушай ее, – обрывает его Пьер. – Это может помочь тебе в работе.

– У меня с работой все хорошо. Помощи не нужно, – бормочет мсье Жозеф, смущенно покашливая.

Он лжет.

Пьер закатывает глаза:

– Признайся, пап, ты в тупике. Ты ничего не делаешь с того времени, как мы принесли Сороку домой.

– Ты имеешь в виду, с того несчастного случая? – с усилием выговаривает мсье Жозеф. – Не очень-то удался наш маленький эксперимент, а? Ты, вероятно, забыл, что вы с Сорокой чуть не умерли.

Пьер вздрагивает:

– Конечно же я помню! Мне до сих пор снятся кошмары. Но это не значит, что ты должен…

– Твоя дорогая матушка меня не простит, случись с тобой что-нибудь. Одному Господу известно, смогла бы она пережить такое, в ее-то немощном состоянии. Нет, я уже все решил. Продолжать эксперименты слишком опасно.

– Папа, я думаю, тебе нужно…

– Я с самого начала плохо продумал конструкцию, – перебивает его мсье Жозеф. – Неудачи преследуют нас. Будет мудрее просто оставить эту затею. Зачем тратить время и силы на то, что заранее обречено на провал?

Они оба замолкают. Пьер смотрит себе под ноги. Мсье Жозеф таращится в стену. Я понимаю: если сейчас не вмешаться, то я буду долго об этом жалеть. Потому что одна из этих неудач – моих рук дело. Может, если мсье Жозеф услышит, каково это – парить в небе, то он поймет, что оно того стоит, каждая секунда полета стоит любых рисков.

– Мм… Мсье… В тот день в поле… – Я запинаюсь, пытаясь подобрать слова. – С той штукой…

– Прототипом. – Пьер ободряюще кивает. – Давай продолжай. Расскажи папе про свой полет.

– Но ты ведь тоже взлетел, – напоминаю я. – Тебе самому понравилось?

Он бледнеет:

– Это было ужасно. Я страшно напугался. Но тебе…

– Мне так понравилось! – заканчиваю я за него. – Это просто что-то невероятное! Если бы можно было сделать эту штуку поустойчивее… и если бы был способ управлять взлетом, то я бы летала целый день!

Мсье Жозеф поднимает руку, словно призывая меня остановиться. Но чувства внутри меня кипят, хотя я и не знаю, как их выразить поточнее.