Небесные (СИ)

Патруль докладывает раз в несколько часов. В стане врага движение. Они мобилизуют силы, чтобы попытаться еще раз сбросить генерала из-под горы. Бастин - не Андаман, этот не будет ждать подкрепления. Он сейчас в немилости в сарийском дворе, ему нужно возвращать к себе доверие, поэтому он предпринимает попытки сбросить врагов вновь и вновь. Его торопливость и жадность пока не позволяют ему этого сделать. Если бы он немного подождал, рассредоточил войска и выдвинул стратегию - от риссенской армии остались бы ошметки. Но Бастин спешит, ему не терпится разгромить врагов до того, как с юга подоспеют новые силы, ему не хочется делить лавры с кем-то другим, ему хочется покончить с этим поскорей и в одиночку, и Маловер пока этим пользуется.

Риссен накапливает энергию. Под покровом ночи со стороны гор к ним подоспело подкрепление - последний риссенский призыв, собранный из вернувшихся по домам крестьян. От них узнают новости - восстания и в самом деле больше нет, в отдельных провинциях сосредоточились его последние островки, не пожелавшие присоединиться к основной массе, но исчезают и они. Это вызывает радостное оживление. Хард успокаивается: по крайней мере, больше не будет дезертирства. От отца сообщений нет. Хард уже не помнит, когда они в последний раз обменивались весточками. Он пытается найти хоть одного посланника, но с наступлением зимы те попряталась по щелям, забились под кору, укрылись под землю.

Хард все больше и больше думает о старых временах. Его, не знакомого с чувством ностальгии, это пугает. Он прогоняет теплые воспоминания, но стоит сомкнуть глаза, как они тут как тут. Вот он видит Маловера в первый раз, легендарного генерала, не знавшего поражений и пощад. Вот он прикладывает все усилия, чтобы стать командиром, и когда объявляют его имя, его сердце сжимается от радости. Он неловко успокаивает плачущую Коэн, а потом просто сбегает: слезы - не для него. Вот вокруг одного из командиров сколачивается группа верных друзей. Тогда они еще не знали, что Раймонд - наследник. Поблажек тому не делали, требовали больше, чем с остальных, но Рай не жаловался. Он жалел, когда они узнали о его происхождении. Если Круг сумел это преодолеть, то для Харда Рай превратился в короля. Хард не раз задумывался в последнее время: взял бы Рай его с собой, если бы Хард вел себя как друг, не как подчиненный? Вероятно, нет, ведь Круг-то остался во дворце. Вот в их жизни появляются напыщенный Рагон и мрачный Агор. Раймонд не говорит, как познакомился с последним - тот следует за ним тенью, - лишь ухмыляется и отшучивается. Хард подозревает, что знакомство произошло при обстоятельствах, ненадлежащих статусу принца. Круг легко принимает нового приятеля, но Харду тот взаимно не нравится. Хард удаляется от них. В то же время в их дом частит Рагон. Их отцы дружат, в доме министра финансов господин Самаах - любимый гость. Рагон сопровождает отца. Хард не против - тот играет с Коэн, находит для нее новые забавы и приключения, катает на спине. Следующая картина памяти - их первое сражение. Хард четко помнит первого убитого им мирасца, посягнувшего на сокровища Скалистых Гор. Сколько их было после - Ярок знает, а этого помнит в мельчайших подробностях. Харду еще повезло: Круг помнит всех убитых им, и каждая отнятая им жизнь отпечатывается на его лице и в его душе. Что чувствуют Рагон и Раймонд Хард не знает, эти двое никого не подпускают в свой внутренний мир. В этом они похожи. Хард нехотя думает о том, что поменяй их при рождении местами, Хард следовал бы за Рагоном все с той же слепой любовью, с которой подчиняется Раю. Затем - первая битва в качестве командиров. Потери Харда были больше всех: не умел просчитывать, действовал напролом. Тогда Маловер хотел исключить его из командирского состава, вмешался Раймонд, и Хард остался.

А затем - бои, бои, бои. Сосредоточенное лицо Раймонда, отдающего приказы, двигающего по карте пешки, рисующего синие и красные стрелки, произносящего речи. Светлое, грустно сияющее лицо Круга, закрывающего погибшему глаза, мечтательно глядящего на далекое небо, преклоняющего колени перед храмом Ярока, делящегося с солдатом своим хлебом. Высокомерное лицо Рагона, скалящего зубы, наносящего удары, укрывающегося за щитом. Темное, всегда в тени лицо Агора, скрывающего взгляд, охраняющего Раймонда, вытаскивающего из ножен меч.

Хард переворачивается на другой бок, но прошлое не отпускает. Одно событие наскакивает на другое, вместе они создают что-то невообразимое, что-то дикое, отчего пропадает всякий сон. Вереница картин сплетается в узор, и Хард с проклятиями встает.