Небесные создания. Как смотреть и понимать балет

На самом деле, наша реакция на красивый силуэт инстинктивна. Мы мгновенно узнаем его, когда он перед нами, и не нуждаемся в учебнике, чтобы его оценить. Интереснее подбирать слова, чтобы верно этот силуэт описать. Чистота линий. Изгибы в стиле рококо. Горделивый, как у фарфоровой статуэтки, игривый, ястребиный, суровый, кошачий, целомудренный, шаловливый, силуэт Супермена или мисс Джин Броди – он может быть любым. Возможности безграничны. Но линия никогда не должна быть застывшей, безжизненной, особенно если речь идет об арабеске – самой грандиозной, самой заметной балетной позе. Неважно, как долго танцор удерживает позу и насколько она неподвижна – арабеск должен быть живым.

Один из шедевров классического танца середины XX века – балет «Монотоны». Его поставил сэр Фредерик Аштон для Королевского балета Великобритании, и на самом деле это два балета – два трио на музыку Эрика Сати, на оркестровые версии его фортепианных пьес «Три гимнопедии» (1888) и «Три гносианы» (1890). Можно ли отнести пьесы Сати к жанру музыкальной арабески? Пожалуй, для этого они слишком меланхоличны, считал музыковед Ролло Майерс. В книге «Эрик Сати» он пишет, что «Гимнопедии» вызывают в воображении такую картину: «Обнаженные мальчики, танцующие под небом на заре, встают в грациозные арабески». Непостижимые мелодии Сати, каждая – как отдельная нить, извиваются и ползут, плывут и раздуваются, рвутся и ищут. Балет, поставленный Аштоном на эту музыку, похож на пару каллиграфических миниатюр, и первая из них – балет 1965 года по «Трем гимнопедиям», теперь называемый «Монотоны II» – является изучением арабеска во всех его многочисленных проявлениях, исследованием неземной красоты балетного силуэта в пространстве. (2)

В интервью, приуроченном к выходу телеверсии «Монотонов II» в исполнении балета Джоффри в 1989 году, Аштон объясняет, что уже давно хотел поставить балет на музыку Сати, но «почему-то никак не складывалась правильная концепция. А потом возник повод – гала-концерт, и для него требовалось что-то короткое. Как раз в то время американцы начали летать на Луну, и эта тема захватила мое воображение. Я решил, что поставлю балет lunaire, «лунный», как говорят французы – балет о том, как люди находятся на Луне и как они двигаются там». (3)

В 1960-е космическая гонка была в самом разгаре: к марту 1965 года Америка отправила на Луну три беспилотных корабля. А всего за шесть дней до гала-премьеры первых «Монотонов» (на английском название этого балета можно даже прочесть как анаграмму: Monotones – Moontones, то есть «лунные тона») советский космонавт Алексей Леонов стал первым человеком, вышедшим в открытый космос. С гениями так часто случается: их художественное творчество оказывается на одной волне с технологиями. Так вышло и с Аштоном. Но не надо забывать о том, что балет все-таки вдохновлен мелодией Сати, лучащейся собственным светом, извилистой, со множеством музыкальных ответвлений, а в центре внимания Аштона – лексикон классического танца, который тоже является формой исследования пространства.

«Монотоны» исполняют на фоне черной циклорамы[30]. Танцоры – двое мужчин и одна женщина – одеты в белые трико с поясом и белые шапочки наподобие шапочек для плавания; пояса и шапочки усыпаны алмазными кристаллами. Танцоры напоминают цирковых канатоходцев, а синхронизированный транс, в котором они пребывают на сцене, постепенно захватывает и зрителя (в обеих частях «Монотонов» используется хореографическое легато, то есть «плавная, связанная» манера движения). Аштону удается создать и поддерживать парадоксальное ощущение невесомого веса, которое можно описать тем же оксюмороном, которым Шмаков описывал арабеск Павловой: «воздушный и скульптурный». Небесные тела танцоров выполняют самые базовые академические шаги, как в замедленной съемке: плие в четвертой позиции, глиссада, су-сю. Каждое из движений в «Монотонах» воспринимается как событие. В то же время никогда еще арабеск не выглядел таким парящим, как в «Монотонах»; он словно корабль-призрак, зовущийся «Бесконечность».

Такое настроение характеризует весь этот балет, который дышит не легкими, а арабесками – они то распахиваются, то сворачиваются, раскрываются ввысь и в стороны, как парус, а потом стягиваются внутрь. Трое танцоров движутся в унисон; двое мужчин стоят по бокам от женщины или повторяют на плоской стопе движения, которые она выполняет на пуантах. Хореография этого балета как будто рождается сама собой, незапланированно, и кажется, что он может длиться вечно. Иногда танцоры берутся за руки – женщина стоит в середине – и тогда напоминают гирлянду бумажных кукол. Вставая в три синхронных арабеска, они становятся трехмачтовым парусником, прокладывающим курс по звездам. Все еще держа мужчин за руки, балерина часто встает в арабеск одна, меняя направление движения, а мужчины кружат вокруг нее подобно ветру, дующему в астральный флюгер. Ее опорная нога – ось, вокруг которой вращается эта вселенная.