Небесные создания. Как смотреть и понимать балет

Теперь давайте забежим еще вперед и перенесемся в балет послевоенный. В годы становления «Нью-Йорк Сити Балет», в 1950-е, Избранницу возвели на престол, объединив ее с Музой. Практически с самого начала карьеры источником идей и вдохновения для Баланчина становились его балерины – можно сказать, он практиковал серийную моногамию. Были ли они его женами, любовницами или просто объектами обожания (не всегда взаимного), Избранницы его сердца вдохновляли Баланчина на хореографические изобретения и инновации, и каждая соответствовала определенному периоду его творчества, короткому или длинному, поверхностному или глубокому. Тамара Жева. Александра Данилова. Вера Зорина. Мари-Жанна. Мария Толчиф. Танакиль Леклерк. Дайана Адамс. Аллегра Кент. Сьюзен Фаррелл. «Когда Баланчин был влюблен, – вспоминает танцор “Нью-Йорк Сити Балет” Эдвард Виллелья в своей автобиографии “Блудный сын”, – когда он творил для музы, студия – да и весь театр – купались в золотом сиянии». Это не значит, что для Баланчина существовали только женщины, к которым он испытывал влечение. Он создал прекрасные роли для Патрисии Уайльд, Мелиссы Хейден, Виолетт Верди, Патрисии Макбрайд, Кей Маццо, Карин фон Арольдинген и Меррилл Эшли. Он также жил с памятью о двух женщинах: его холодной равнодушной матери Марии и импульсивной однокласснице Лидии Ивановой, погибшей в юности. Но, как сказал Баланчин своей подруге Люсии Давыдовой, «я знаю, как важен стимул. Чтобы продолжать работать, я должен следовать за своей влюбленностью». Каждое новое любовное увлечение распахивало перед ним новые хореографические горизонты – и неважно, был ли он очарован, растревожен или смущен этой любовью. (11)

Баланчин, который родился в 1904 и умер в 1983 году, был колоссальной фигурой в искусстве XX века. Бесстрашный первооткрыватель под стать Стравинскому, плодовитый, как Пабло Пикассо, готовый к экспериментам (когда хотел этого) не менее любого из современных театральных вундеркиндов. Но даже в веке XX он существовал в парадигме XIX века: пламя его вдохновения разжигали отношения художника и музы. Даже когда эта парадигма стала постепенно иссякать в музыке, литературе и живописи, в классическом танце она продолжала работать, потому что балерина – не только инструмент, но и артистка, партнер в создании балета. Вспомните сэра Кеннета Макмиллана и темпераментную Линн Сеймур в 1960-е. Питера Мартинса и дерзкую Хизер Уоттс в 1980-е. Кристофера Уилдона и загадочную Уэнди Уилан уже в новом тысячелетии. Каждый из этих хореографов вдохновлялся энергией и индивидуальностью своей балерины, и, подобно профессору Генри Хиггинсу из пьесы Бернарда Шоу, преобразившему цветочницу Элизу, видел ее своей «крепостной башней, боевым кораблем». (12)

Впрочем, постепенно хореографы стали отходить от этой парадигмы. Уильям Форсайт с его рассудочными деконструкциями языка классического танца имплицитно деконструирует, развенчивает и балерину. Лишенные какого-либо или явного контекста, с насажденным новым балетным синтаксисом, словно генерированным на компьютере, балеты Форсайта – гипнотическая игра, дающая зрителю массу поводов для размышлений, и минимум – для любви. Современный танцор Марк Моррис, иногда выступающий в качестве хореографа, открыто говорит о своем неприятии классической иерархии и мира, в котором есть место Избраннице. «Балеты» Морриса искажают традиционную иерархию балетного ансамбля или иронизируют над ней и приветствуют этику коммуны, в которой балерина и кордебалет равны. Алексей Ратманский, один из самых востребованных классических балетмейстеров XXI века, никогда не заостряет внимание на одной артистке, не очаровывается ею, а задействует всех по реестру, отчего его балеты больше похожи на одежду прет-а-порте, а не от кутюр.

Пожалуй, не приходится удивляться, что самая успешная хореограф последних нескольких десятилетий Твайла Тарп вдохновлялась чем угодно, только не балеринами. Пренебрежение каноном стало синонимом творчества Тарп, которая перебегает от авангарда к року, от попа к джазу, с легкостью, любовью к зрелищным трюкам и безудержностью и в обожании, и в агрессии, сменяющих друг друга в мгновение ока. Работая с классическими труппами, она предпочитает фокусировать внимание на Избраннике – заносчивом Кэгни, меланхоличном Брандо – и играть на его тщеславии, заставляя выдавать головокружительно виртуозные каденции. Тарп и ее мужчины затмевают балерин, балерины в ее балетах – бледные звездочки, чье мерцание едва видно за фейерверками; она отчасти восстанавливает справедливость, отчасти дает передышку. Как мы увидим в следующей главе, мужчины-танцоры тоже вполне заслуживают внимания!

Глава десятая. Балет – это женщина, но посмотрите на его мужчин!