Небесные тираны. Столетняя история бомбардировщиков

Самолёт был сконструирован на французском заводе «Фарман». Здесь озабоченные вопросами стиля конструкторы ещё двадцать лет назад вынуждены были признать, что функционалистские самолёты в духе архитектора Ле Корбюзье не могут быть воплощены в жизнь. Тем не менее им удалось сохранить некоторую гармонию в прототипе «Жюля Верна» — самолёте «Фарман Ф. 220», совершившем своё первое путешествие в 1932 году. Однако впоследствии в их работу снова и снова вмешивались склочные генералы и скупые экономисты. Новое оборудование принималось на вооружение, а старое списывалось, всегда в жёстких финансовых рамках и без возможности внесения эстетических корректировок. Самолёт для бомбардировки Берлина имел версию NC 223.4, то есть был далеко не первым в ряду «потомков»; надо полагать, его вид заставил бы скривиться не только Ле Корбюзье, но и авторов первых проектов самолёта.

Технические характеристики самолёта «Фарман» не особо впечатляли. Это был моноплан с цельнометаллической конструкцией, с установленными по два четырьмя двигателями на борту, и хотя предполагалось, что они смогут обеспечить скорость в 320 км/ч, в действительности при полной загрузке с учётом экипажа самолёт развивал в лучшем случае вдвое меньшую скорость. Впрочем, самолёт имел большое преимущество перед другими бомбардировщиками. Его отличала значительная дальность полёта — почти 8000 километров. Однако для покрытия такого расстояния требовалось огромное количество топлива — целых 14 000 л, и топливные баки занимали значительную часть бомбового отсека.

Тем не менее наземный персонал сумел разместить на свободных крючках внутри корпуса самолёта 10-килограммовые зажигательные бомбы. Ещё 8 авиационных фугасных бомб, каждая весом в 250 кг, пришлось закрепить снаружи, под брюхом самолёта, всего в 20 см от земли. «Всё хорошо, — заверил капитан Дайер, — мы будем осторожны»{231}. Наземный персонал, однако, не был в этом уверен. К самолётам работники относились с любовью, а к пилотам — как к полубогам, потерю самолёта и экипажа воспринимали лично, как если бы это был член их семьи. По крайней мере, если верить несметному количеству пропагандистских фильмов и книг этого времени. В действительности многие из них испытывали горечь. Они и сами мечтали стать лётчиками, но потерпели неудачу, чаще всего из-за отсутствия связей в военных структурах. Несмотря на это, наземный персонал сдержал раздражение относительно «Жюля Верна» и на протяжении нескольких суток работал не покладая рук. Помимо установки бомб и дополнительных бензобаков, рабочие смазывали и испытывали двигатели, проверяли инструменты и радиоприёмники, заряжали боеприпасами ручной пулемёт — он был на борту единственным. Так как нападение планировали осуществить ночью, они решили покрасить самолёт матовой чёрной краской.

ВВС Франции в начале войны находились в жалком состоянии. У них было несколько бомбардировщиков, которые участвовали в операциях в Марокко в начале 1920-х годов, а спустя несколько лет — в подавлении восстания друзов в Сирии, на территории, находившейся под управлением Франции после Первой мировой войны{232}. Там они провели крупную кампанию в Дамаске в целях устрашения и принуждения к послушанию местных жителей, в том числе и тех, что не были членами общины друзов. Большая часть города была сожжена, число погибших достигло 1400 человек{233}. Однако сопротивление было незначительным, и французы справились с задачей даже с самолётами, часть из которых давно отслужила своё.

Хотя никто из членов экипажа самолёта «Жюль Верн» не участвовал в вышеупомянутых операциях, они имели какой-никакой боевой опыт. В мае было предпринято нападение на укрепления противника в приграничном немецком городе Аахен, затем в бельгийском Антверпене и на острове Валхерен в Нидерландах. А 3 июня — в день бомбардировки Парижа — они сопровождали крейсер «Эмиль Бертен», который вёз на борту золотой запас Франции и направлялся на остров Мартиника.

Личный состав наземных служб наблюдал, как «Жюль Верн» готовится к вылету из аэропорта Бордо-Мериньяк к югу от Бискайского залива. На часах половина пятого дня. Капитан Дайер включает все двигатели на полную мощность, самолёт с гулом взмывает в небо и задевает сосны в конце взлётно-посадочной полосы. Пилот выравнивает самолёт на высоте 6000 футов и проверяет, чтобы элероны были в одной плоскости с крыльями. «Мы сразу взяли курс на север, к проливу Ла-Манш. Погода была ясная, и я летел по визуальным ориентирам»{234}.

Послеобеденные лучи солнца отражаются мелкой рябью на поверхности моря, экипаж потеет в душной кабине, но двигатели работают плавно и уверенно. Самолёт минует немецкий остров Зюльт, затем пролетает над датским городом Эсбьерг и наконец направляется в сторону Балтийского моря, чтобы после взять курс на юг — на Берлин, куда прибывает к полуночи.

Второй пилот Йонне записал в своём дневнике: