Мы прижались к земле. Взрыв несказанной силы потряс всю степь. Было секундное ощущение, что вывернуло грудь. Если бы стояли, нас бы с силой ударило о землю воздушной волной. Громадно протянулся через речку, зловеще крутясь, волнисто-дымчатый вал. Моста в нём не видно было. Лежавший недалеко красноармеец поднял голову, посмотрел на белый вал и сказал:
– Не иначе как больше тонны бомба, неимоверной силы. Мост как слизнуло!
Били зенитки. Большинство стервятников кинулось в сторону и вверх и улетело. Штук пять бросились на мирный рабочий посёлок, и там сдвоенно стали взрываться бомбы. Чёрные густые клубы дыма всё застлали, и огненные языки, прорезывая, вырывались вверх. Улетели и эти. Только один, чёрно дымя, штопором пошёл книзу.
– По ва-го-нам!
Вся степь зашевелилась, быстро потекла к эшелону. Я тоже бежал, крепко держа за руку Светлану. Она, нагнув головёнку, изо всех детских сил мелькала босыми ножками. Добежали до полотна. Поезд шёл уже полным ходом. Подымил вдали и пропал. Кругом – пустая степь. Мы одни. Слишком далеко забежали от эшелона. Чёрный дым густо клубился над посёлком, разрастаясь, и огненные языки всё чаще высовывались, пожирая крытые соломой избушки.
Делать нечего. Мы пешком пошли по полотну на другую станцию, расположенную в одиннадцати километрах. В Иловле бушевал пожар, и было не до нас. Нестерпимым зноем дышал песок. Мучительно блестели рельсы. Вдруг Светлана села на обжигающий песок, и крупные, как дождевые капли, слёзы прозрачно повисли на её выгнутых ресницах. Она зарыдала, смачивая мою руку горячими слезами.
– Что ты? Что с тобой?
Я её гладил по головке, вытирал слёзы, а она плакала навзрыд.
– Да что с тобой?
Сквозь рыданья она едва выговорила:
– У неё головы нету …
– У кого, дружок мой?
– У неё, у девочки …
– Постой, что ты, где?
– Когда бомбили, знаешь, на Медведице мост? Дети потом, как улетели немцы, побежали смотреть, и я побежала. Мост крепко стоит, а где жили рабочие, всё сгорело. А детишки в проулке играли; немцы бросили на них бомбы. А у детишек полетели руки, ноги, а у одной девочки нет головы. А мама её прибежала, упала, обняла её, а головы нет, одна шея. Маму хотели поднять, а она забилась, вырвалась, упала на неё, а у неё только шея, а головы нету. А другие мамы искали от своих деток руки, ноги, кусочки платьица …
Она перестала плакать. Вытерла тыльной частью руки слёзы и сказала:
– Дедушка, я кушать хочу.
– Милая моя, да у меня ничего нету. Давай пойдём скорее, может, на станции буфет есть, что-нибудь достанем.