Небьющееся сердце

Они еще долго лежали, целуясь, неторопливо разговаривая, вспоминая всякие истории из другой жизни, смешные и несуразные, давно забытые, которые вдруг взяли и вспомнились именно сейчас… разбитая коленка… первая любовь – девочка с косичками из параллельного класса… крапива, в которую села маленькая Оля… гусь, вроде Старика Собакина, ущипнувший ее под мышкой, когда она подняла высоко над головой руку с зажатым в кулачке печеньем… а было ей тогда года три от роду.

– Ах ты моя бедная, – сказал Глеб, – больно было?

– Не помню уже, – призналась Оля. – Наверное, мама рассказывала, что я долго плакала…

Они неторопливо встали, долго принимали душ, долго завтракали, смеясь над волчьим аппетитом, который оба испытывали, перебивая друг дружку, вспоминая новые и новые истории, которыми тут же спешили поделиться… Им многое нужно было рассказать друг другу… Мир вокруг менялся на глазах, наполняясь новым смыслом. Все стало другим. Лес был другим, собаки были другими… Другим был теплый от солнца пол веранды, по которому хотелось ходить босиком.

После завтрака Оля собралась прогулять собак, а Глеб остался ждать кровельщика, пообещав догнать их, как только освободится.

Глава 13 Погоня

Они шли по лесной тропинке: молодая загорелая женщина в открытом сарафанчике – ромашки на голубом поле, – и три собаки. Вернее, Оля, Тинка и Дэзи шли по тропинке, а Цезарь мотался по лесу, время от времени подбегая к ним проверить, все ли в порядке. Было уже за полдень. Знойное марево висело в воздухе, размывая четкие контуры лесной светотени. Пахло нагретыми на солнце травами и корой деревьев. Лес жил своей жизнью. По сложным траекториям проносились стрекозы, неторопливо и солидно пролетали божьи коровки, цветочные мухи и дикие пчелы, выписывали балетные па мотыльки. Оглушительно звенели кузнечики. Стучал дятел. Щебетали лесные птахи.

Дэзи облаяла большой муравейник, и они долго стояли над ним, рассматривая деловитую суету больших рыжих муравьев-работяг, тащивших на себе тонны груза. Тут и там мелькали красные бусины земляничин, рассыпанных на солнечных полянах. В высокой траве отчетливо выделялись зелено-желтые пуговки молодой пижмы, терпко-полынная кашка тысячелистника, дикие астры.

«Надо будет собрать букет… на обратном пути, – подумала Оля. Счастье переполняло ее… – Все будет хорошо, – думала она, – все обойдется».

– Все обойдется! – произнесла она громко, словно пробуя слова на вкус, и засмеялась – Все будет хорошо! У меня все будет хорошо! Просто замечательно!

Она закружилась, раскинув руки. Дэзи радостно залаяла, а Тинка опасливо отошла в сторону.

Они углубились в лес – там было сумрачно, сыро и очень тихо. Где-то высоко наверху слегка пошумливали от ветра верхушки деревьев и оттуда вниз доносился ровный, едва слышный гул. Солнечные лучи копьями пронизывали темно-зеленые ели, упираясь в невидимого змея – врага рода человеческого. Чаще стала попадаться натянутая тетивой паутина, покрытая каплями непросохшей росы. Мох ковром устилал землю, пружинил под ногами и скрадывал звуки шагов.

Дэзи нашла ежика, залаяла и никак не хотела уходить, требуя взять ежика с собой. Потом сунула нос в нору и, возможно, исчезла бы в ней, если бы испуганная Оля не вытащила ее оттуда.

– А если там змея? – пыталась она урезонить Дэзи.

– Змея, вот еще! – фыркнула Дэзи. – Там мышь! Слышишь, мышь! Пусти! Я сейчас ее поймаю!

Потом кукушка накуковала им много счастливых и долгих лет жизни. А потом они пришли к роднику, который тонкой холодной струйкой бил из-под темного валуна, образовав за тысячи лет своей жизни крошечное озерцо-бочажок с промытым чистым песком на дне. А вокруг – сочная, остро и пряно пахнущая зелень, гигантские веера реликтового папоротника, непроходимые заросли цветущей дикой ежевики, крапива, жесткие и мохнатые листья бычьей крови с прячущимися под ними крошечными темно-красными капельками-цветками, лесной плющ…

Оля, подставив ладони под серебристую струю, напилась и умыла горящее лицо. Вода, пробивающаяся из темных бездонных глубин, была оглушающе холодной. От нее занемели губы и замерзли руки. Собаки долго и шумно лакали из озерца. Потом Оля сидела на нехитрой скамейке – бревне, положенном на два пня, и слушала лес. Собаки улеглись рядом. В траве скользнула змейка. Прилетел шмель. Усевшись у воды, осторожно подполз ближе и тоже стал пить.

Умиротворение, покой и магия прекрасного летнего дня охватили ее.

«Я останусь здесь, – думала Оля, – я не вернусь в город. Мне ни разу со дня смерти мамы не было так хорошо. Заберу Кирюшу… А Сергей? Сергей! А что Сергей! У него своя жизнь, непонятная и страшная…»