Небьющееся сердце

Глеб сидел на веранде, поджидая Олю. Было уже около шести, и он начинал беспокоиться. Кровельщик Николай Захарович ушел час назад, и Глеб с удивлением обнаружил, как уже поздно, и подумал, что «его семье» пора быть дома. Николай Захарович – дядя Коля, – немолодой, обстоятельный человек, провозился с прохудившейся крышей почти четыре часа, используя Глеба как подручного, а главное, для душевных разговоров.

Наконец Николай Захарович, кряхтя, слез с крыши, отряхнулся, с наслаждением закурил и сказал:

– Ну, все! Теперь гармирует! Ты, Юрич, если что надо, всегда зови, все сделаем, любую работу.

Не отказался от рюмки.

– «Аб-со-лют», – прочитал по слогам название на бутылке. – Хорошо пошла! Заграничная, видать.

Глеб нетерпеливо распрощался с дядей Колей, пообещал звать всякий раз, когда что надо, постоял несколько минут на дороге, глядя в лес, и вернулся в дом. Уселся в кресло, закрыл глаза и стал вспоминать Олино лицо. За весь день у него не было свободной минуты, чтобы сесть, закрыть глаза и вспомнить ее руки, запах ее волос и губ, загорелые плечи и острые коленки, улыбку, теплое ее дыхание у себя на шее… как он прижал ее к себе, и она застонала… как дотронулся пальцем до ее губ, а она сделала ими легкое движение, как будто поцеловала… «Дурашка глупый!» – вспомнил он Олины слова и счастливо засмеялся.

– Как странно, – сказала она, – вас с братом зовут Борис и Глеб и фамилия у вас тоже Борисоглебские!

– Почему ты решила, что наша фамилия Борисоглебские? – удивился он.

– На вашей фотографии, студенческой еще, помнишь, ты показывал, на обороте написано «братья Борисоглебские».

Он рассмеялся:

– Мы – Кучинские. А «братья Борисоглебские» – кликуха еще со школы. Или «Рюриковичи». Нас и сейчас так называют, по старой памяти.

Оля расхохоталась, запрокинув голову:

– Какая я глупая!

А он залюбовался ею…

Глеб углубился в свои мысли, вспоминая, какие у Оли глаза – серые или серо-голубые, и волосы – каштановые или русые… Русые, пожалуй, а на висках, где голубая жилка, выгоревшие светлые, почти белые прядки. О вздрогнул, когда услышал мужской голос над головой:

– Хозяин, водички не дадите напиться?

Глеб открыл глаза и увидел незнакомого человека, который, улыбаясь, смотрел на него.

– Задремали? Извините, что разбудил, – продолжал незнакомец. – Водички, спрашиваю, не будет напиться?

Высокий светловолосый парень, одетый в светлую рубашку и джинсы.

– Конечно, – сказал Глеб, поднимаясь, – сейчас принесу. – Человек этот был совсем некстати, сейчас вернется Оля, им никто не нужен…

Когда он вернулся с чашкой воды, парень сидел на плетеном кресле за столом и рассматривал вчерашнюю газету. Это Глебу не понравилось.

– Спасибо, хозяин, – сказал парень, улыбаясь.

– Пожалуйста, – ответил Глеб и, стоя, наблюдал, как тот пьет. Закончив пить, парень поставил чашку на стол и вытер губы тыльной стороной руки.

– Ты садись, хозяин, чего стоишь? – обратился он к Глебу. – В ногах правды нет. – Он перешел на «ты», и Глеб вдруг напрягся.

– Вам еще что-нибудь нужно? – спросил он, продолжая стоять.

– Садись, я сказал! – Это прозвучало приказом.

– Я постою! – ничего умнее Глеб не придумал.

– Ну, стой! – снисходительно сказал парень. – Один живешь?

И вдруг Глеб все понял и почувствовал, как его обдало жаркой волной – Оля! Он пришел за Олей! Он связал этого человека и Олю своим обостренным чутьем ко всему, что касалось ее, осененный внезапной догадкой о связи этих двоих – они были одной стаи. В глазах и голосе человека, в его неторопливой самоуверенности была беспощадность, а в его присутствии здесь, в месте, затерянном вдали от больших дорог, – явная неслучайность.

Глеб уселся в кресло и спросил:

– Почему вас это интересует? – Ему показалось, слова его прозвучали жалко. Ему было страшно – сейчас придет Оля! Услышав лай Цезаря, он сделал над собой усилие, чтобы не обернуться.

– Ждешь кого? – спросил парень.

«В проницательности ему не откажешь», – подумал Глеб.

Цезарь между тем, бурно радуясь, бросился к нему, ткнулся носом в колено, потом повернулся к чужому, ожидая хозяйского приказа, принять его или немедленно разорвать на мелкие кусочки.

– Умница Цезарь! – сказал Глеб, кладя руку на голову собаки. Он почувствовал, как холодная струйка медленно стекает вдоль хребта – сейчас появится Оля. Ему даже показалось, что он слышит ее голос.

– Ждешь кого? – повторил парень.

Глеб не ответил и пожал плечами. Сердце глухо замерло, а потом словно рухнуло с высоты и забилось… «как овечий хвост», вспомнил он выражение деда. Он поднял глаза на парня, от души надеясь, что взгляд у него спокойный, и сказал:

– Вам что-нибудь еще?

– Угадал, хозяин, – сказал парень, улыбаясь улыбкой, от которой исходила угроза. Угроза исходила от его глуховатого голоса и полусонных, смотрящих в упор глаз. – Скажу, скажу! А ты че увял? Не боись, я хороший! – Он засмеялся неожиданно тонко.