Небьющееся сердце

…Она бездумно брела по улице и, как когда-то в далеком детстве, ела мороженое. Только в сумочке, переброшенной через плечо, вместо носового платочка, письма от подружки и ключей, лежали чужой паспорт, револьвер и доллары. Джентльменский набор. Если ее ограбят, она даже в полицию не сунется.

Улица была незнакомой, сюда она еще не забредала. Дверь старинного дома с гербом над подъездом вдруг распахнулась, и оттуда вылетела громадного роста девушка в длинной лиловой юбке и короткой розовой блузке до пупа; на голове ее красовалась громадная широкополая шляпа желтого колера с бантом. В одной руке она тащила чемодан, в другой – кованый сундучок с косметикой. Девушка кричала на всю улицу громким визгливым голосом.

– В гробу я видала твою гребаную «Касабланку» и тебя вместе с ней! Ноги моей больше не будет в этой помойной яме! Режиссер! Да я таких режиссеров…

Она в остервенении пнула дверь, и дверь, сочно лязгнув пружиной, качнулась внутрь, затем снова вперед, вытолкнув на улицу небольшого человека в черном костюме и галстуке-бабочке.

– Риека! Риека! – взывал он. – Пожалуйста, вернись! Да постой же ты, Риека! Ты же меня совсем не поняла… я не собираюсь тебя учить… Риека!

– Пошел ты! – рявкнула девушка, налетая на Олю и роняя сундучок. Сундучок раскрылся, оттуда посыпались блестящие тюбики, коробочки и баночки. Оля вскрикнула, взмахнула руками и рухнула на тротуар.

– Блин, да что же это за день такой! – Девушка схватила Олю за руку и рывком подняла на ноги. – Живая?

Оля растерянно рассматривала разбитую коленку.

– Видишь, Риека, – забубнил маленький человек, – видишь, что ты наделала. Чуть человека не убила.

– Да пошел ты! – не оборачиваясь, бросила Риека. – Ты как?

– Ничего, кажется… – ответила Оля.

– Тогда подержи чемодан, а я схвачу тачку! – крикнула девушка и с воплем: «Такси!» бросилась наперерез потоку автомобилей. Один вильнул к тротуару.

– Садись! – приказала Риека, и Оля покорно влезла в машину.

Маленький человек молча наблюдал за их отъездом, опираясь о косяк двери. Оле показалось, что он улыбается.

– Стрелецкая, восемнадцать, четвертый подъезд! – приказала девушка. – Ты извини, – повернулась она к Оле. – От этой проклятой жары у меня прямо крыша едет… а тут еще папа Аркаша подвернулся под горячую руку!

– Это был ваш папа? – удивилась Оля.

– Мой папа? Мой папа?! – Девушка вдруг разразилась пронзительным хохотом, раздельно выговаривая: – Ха-ха-ха! – Она взмахивала руками, шлепала себя по бедрам и вытирала слезы, размазывая грим.

Отсмеявшись, девушка сказала:

– Папа Аркаша – хозяин «Касабланки». Кабаре «Касабланка»! Слышала?

Оля покачала головой:

– Не слышала.

– Еще услышишь! – пообещала девушка. – Как колено? Болит?

– Не очень.

– Да что ж мне так не везет сегодня! – воскликнула девушка. – С самого утра все наперекосяк! – Она откинулась на сиденье и закрыла глаза. – Дурдом!

– Заходи! – скомандовала она через десять минут, отпирая дверь и пропуская Олю вперед. – Это моя крепость! Будь как дома.

Оля прошла через захламленную прихожую в гостиную, где царил страшный беспорядок. Всюду валялись глянцевые журналы и горы одежды, в вазах торчали засохшие букеты, на столе – грязные чашки и бокалы, под столом несколько пустых бутылок; пол был усыпан лузгой от семечек.

На стене, над всем этим безобразием, словно парил прекрасный черно-белый фотопортрет хозяйки дома, сидящей в «дворцовом» кресле с высокой спинкой: черное платье с глубоким вырезом, десяток браслетов черненого серебра, мечтательный взгляд и полуулыбка.

– Присаживайся! – кричит хозяйка и скрывается в другой комнате. – Тебя как зовут?

– Наташа, – привычно врет Оля.

– Риека! Очень приятно!

– Кор-рова! – вдруг сказал кто-то неприятным скрипучим голосом, и Оля вздрогнула. – Старая кор-рова! – повторил скрипучий голос, после чего зачастил: – Былдрю! Былдрю! Былдрю! – Потом засвистел протяжно и нежно: – К-и-вис, к-и-вис, к-и-вис!

Голос доносился из птичьей клетки, похожей на замок – с башнями, башенками и флюгерами. В клетке сидел большой зеленый попугай с ядовито-желтой грудкой и длинным синим хвостом. У него было смешное лицо с громадным крючковатым носом, надутыми щеками и выпуклыми подслеповатыми глазками. На макушке попугая красовалось большое желтое пятно – казалось, на нем надет беретик. Он сидел на жердочке, вцепившись в нее массивными когтистыми лапами, и хитро смотрел на Олю.

Она подошла поближе.

– Ты чего ругаешься?

Попугай, склонив голову к плечу, молча рассматривал ее подслеповатыми глазками; потом высунул наружу голову. При этом он издавал нежные свистящие звуки. Оля с опаской потрогала пальцем жесткие сине-зеленые перышки. Попугай, закатив глаза, высунулся еще дальше. Он, видимо, собирался упасть в обморок от удовольствия.

– Киви, не приставай к девочке! – сказала появившаяся Риека.

Попугай проворно втянул голову в клетку и пронзительно заверещал:

– Кар-р-раул, кр-р-ошка! Былдрю! Былдрю! Былдрю!