Небо и земля. Том 2

И супруга его, Ниналини, не иначе как караулила, поджидая у окна. В выходной день Айями вкатила "прицеп" с грузом во двор, а та спешит навстречу. Вроде как случайно столкнулась.

- Здравствуй, соседушка, - пропела медово Ниналини. - Смотрю, трудишься без устали. Только и успеваешь бегать к речке и обратно.

- Вот, затеяли стирку, - ответила Айями неохотно.

- Ох, и я стираю день-деньской, силушек нет. Кожа слезает, руки горят, - посетовала Ниналини. - У тебя вазелинчика не найдется?

- Не найдется. Смазывай руки маслом и надевай варежки на ночь. Помогает.

- Помилуй, какое масло? - заохала Ниналини. - Это у вас, ценных работников, оно водится, а у нас отродясь не бывало.

- Разве? - удивилась Айями. - Теперь во всех пайках есть масло. Сиорему должны выдавать. Или он скрывает от тебя?

В последнее время даганны выплачивали часть заработка растительным маслом из рапса, питательным и дешёвым, как пояснил Веч. Содержимое бутылок имело своеобразный запах и вкус, зато добавляло сытости блюдам и считалось полезным для здоровья.

- Ну, сколько ему выдают? Ложки две-три и то по стенкам. На раз лепешек напечь.

- Кто как работает, тому так и платят, - отозвалась Айями, намекая на лентяйство соседа.

- Ему хоть на голове стой, всё равно не озолотят. За теплую койку даганны платят щедрее, - съязвила Ниналини, не удержавшись.

- До свидания, - потянула Айями тележку.

Ниналини сообразила, что сморозила лишнего.

- Эй, соседушка, как появится вазелинчик, скажи. Я бы поменялась. Не пожадничаю, внакладе не останешься, - крикнула вслед.

Быстрота сарафанного радио сравнима со скоростью света. И свидетельство тому - ручеек просьб, потекших к Айями.

Не сразу до неё дошло, что не все просьбы выполнимы. Ведь, как верно заметила Эммалиэ, их реализуемость зависела от одного-единственного человека.

Однажды отправилась Айями за водой. Вытянула тележку с полным бидоном с реки и остановилась передохнуть на набережной. К Айями подошла незнакомая женщина и после короткого приветствия изложила просьбу: походатайствовать, чтобы мужа перевели с лесоповала на разбор нежилых домов. Супруга амидарейки держали в тюрьме и наравне с другими арестантами вменили ежедневный физический труд.

- Болеет он, застудился. Суставы ломит, спина не гнется. Едва ноги волочит. А на разборе полегче.

- Если болеет, нужно сказать даганнам, они вызовут Зоимэль для медосмотра и лечения. Это наша врачевательница, - уточнила Айями, поняв, что просительница из приезжих.

- Её слово для даганнов не указ. Труд, говорят, и дармоедов излечивает. А он разве бездельничает? Верхонки дырявые, шинель на рыбьем меху, подошва из картона. Изматывается, а норму не выполняет. А у даганнов правило: если не успел, урезают паек всей бригаде.

- Я попробую походатайствовать за вашего мужа, - сказала Айями, поколебавшись.

С подобными просьбами к ней ещё не обращались, и неизвестно, как отреагирует господин подполковник.

Веч выслушал и, как ни странно, не отказал.

- Ладно. Хотя не вижу особой разницы в том, где работать. И тут, и там труд оценивается по результату. Пусть муж твоей амидарейки не рассчитывает на поблажку.

- Он будет стараться наравне с остальными. Просто ему нужна небольшая передышка, - заверила Айями и закинула удочку: - У пленных шутовская одежда, поэтому и болеют. И отдача снижается. А здоровый человек запросто осилит норму, а то и перевыполнит.

- А вот в эти вопросы не лезь, - отрезал Веч. - Болезного переведут, куда просит, и не больше.

- Хорошо, - кивнула Айями согласно.

Она не сомневалась, что Веч обдумает и подаст дельное предложение господину полковнику об увеличении результативности труда арестантов. И при случае нарочито взгрустнула, выказав озабоченность состоянием их здоровья. Ведь тюрьме держали не абы кого, а соотечественников Айями, и её муж тоже мог прозябать в холоде и неуюте подвального помещения, останься он в живых. В общем, возомнила о себе невесть что в полной уверенности, что ненавязчивые намёки возымеют действие. Мол, что ни попрошу, господин подполковник ни в чём не отказывает. А печаль в глазах и хандрящее настроение его подстегнут, однажды этот прием помог.

Не тут-то было. Помимо того, что на Веча напала хмурая неразговорчивость, он вдобавок наглядно продемонстрировал, кто "в доме хозяин". Следующим вечером вышла Айями на крыльцо после работы, а у ратуши - ни машины, ни водителя. Лишь патрульные прохаживаются по площади. Айями растерялась, вернулась в холл. Спросила у дежурного, не знает ли тот, где господин подполковник, а вахтенный ответил, так, мол, и так, руководство не изволили покидать кабинет. Работают-с.

Айями потопталась неуверенно и направилась назад в комнату. Сняв пальто, бесцельно побродила меж столов. Посидела на подоконнике, глядя, как разгораются нибелимовые* фонари на улице. Эдак можно до ночи глазеть в окно, а Веч и не вспомнит. Обычно он присылал записку с помощником, если бывал занят, а сегодня не удосужился предупредить. И днем не появился в комнате переводчиц с проверкой, успевшей войти в традицию.