Небо памяти. Творческая биография поэта

…жизнь? Разве это не сны о ней, сны да сны, перетекающие один в другой, и все время – над пропастью, за миг до падения, прыжка, исчезновения?

Эфраим Баух позвонил мне 26 января 1996 года, на следующий день после кончины поэта, попросил от его имени прочесть прощальные слова на панихиде и позаботиться о публикации некролога в «Литературной газете». Он продиктовал мне следующие слова: «Левитанского больше нет – в это невозможно поверить! Не прошло и двух месяцев, как он впервые в своей жизни посетил Святую землю, государство Израиль, где сотни любителей поэзии слушали его стихи. Память о нем всегда будут чтить в Иерусалиме и Тель-Авиве, в Хайфе и Беер-Шеве, в каждом маленьком поселении, где говорят по-русски, а значит, читают стихи…»[212]

Эти слова Эфраима Бауха можно считать кратким итогом пребывания поэта на Земле Обетованной.

Меж двух небес…

К 1995 году сложилась странная ситуация: о Юрии Левитанском, поэте-фронтовике, много говорят и пишут в связи с 50-летием Победы в Великой Отечественной войне, а потом и в связи с присуждением ему Государственной премии России, но произведения его по-прежнему не выходят. Да и Госпремию он получал за книгу, изданную еще в 1991 году.

Конечно, сегодня можно все списать на экономический кризис в стране, в том числе и в издательском деле: полный корпус поэтических книг Левитанского выходил много лет назад – в 1982 году. Необходимо было как можно скорее исправить эту несправедливость. Тогда-то и возникла идея собрать в одном издании четыре самых известных его книги – «Кинематограф», «День такой-то», «Письма Катерине, или Прогулка с Фаустом» и «Белые стихи». Кроме того, в новый сборник должны были войти лучшие стихотворения прежних лет и главное – стихи, написанные поэтом в самое последнее время. Название придумал Левитанский – «Меж двух небес».

Книгу планировали выпустить в январе, ко дню рождения поэта, но вышла она к вечеру его памяти в феврале 1996-го. Несмотря на то, что читатель получил сборник только после кончины поэта, его следует считать последней прижизненной книгой Левитанского: он сам планировал и составлял ее содержание, придирчиво контролировал ее оформление, редактировал предисловие, вычитывал верстку.

А кризис-то действительно был. И поэтому, прежде чем начинать работу, приходилось искать спонсора. И такой человек, к счастью, оказался рядом с нами: предприниматель Илья Колеров, финансировавший недавнюю поездку Левитанского с группой писателей в Израиль.

Конечно, составил сборник сам Левитанский. И именно он решил, что предисловие должен написать я, добавлю – под его бдительным присмотром. Поэт много раз читал текст и просил переделать или дополнить тот или иной абзац. Ему было важно, чтобы вступление включало давние слова Михаила Луконина, которые, видимо, сам автор считал исчерпывающе точными. Важно было, чтобы в книгу полностью вошла и его короткая речь на церемонии вручения Государственной премии России 7 июня 1995 года в Кремле. И еще в эти первые годы молодой российской государственности необходимо было сказать не только о месте поэта в отечественной литературе, но и о его роли в общественной жизни прошлых лет.

«В наше суматошное время, когда многих закружила политическая карусель […] странным, даже неуместным может показаться разговор о людях, принципиально не желающих подниматься на вращающий круг, быть на виду, использовать свое имя в чьих-либо амбициозных целях. Это не род фронды. Они в стороне от суеты при всех властях. Хотя, когда требовалось, они ставили свои подписи под письмами в защиту Солженицына, Синявского, Даниэля… […] Ни одному режиму не удавалось опереться на них. Мы еще не осознали роль таких фигур, как Арсений Тарковский, Давид Самойлов, Владимир Соколов, Юрий Левитанский, и других писателей их круга в разрушении режимов своим решительным неучастием в их делах. “Тихая” поэзия на самом деле была поэзией Сопротивления. Власти бессильны были привлечь интеллигенцию их уровня на свою сторону. Она оберегала от всех ветров очаг российской культуры»[213].

Книгу оформлял замечательный художник Слава Полищук, ныне живущий в Нью-Йорке. Работа по оформлению шла тяжело. С самого начала художник предложил черно-белое решение обложки. Левитанский отвергал вариант за вариантом. Видимо, сама манера Полищука казалась поэту слишком условной, изображение – отвлеченным, может быть, излишне «авангардистским», не соответствующим поэтической манере автора стихов. Компромисс рождался мучительно, во всяком случае, для меня, но все-таки он был найден. И сегодня мне кажется, что оформление получилось лаконичным и, вместе с тем, выразительным.