Небо памяти. Творческая биография поэта

Не знаю уж почему, но никакой особенной детскости я за ним не замечал, и ничего подобного тому, о чем пишет Е. Бершин, от него не слышал. Ну, то есть как – не слышал? Всякое бывало. Но столько же, примерно, сколько и от других окружающих нас пожилых людей. Может быть, с разными людьми он вел себя по-разному? По причинам, известным только ему одному… А тем более, в разных ситуациях…

«Когда-нибудь после меня»

С осени 1992 года время от времени я записывал на диктофон беседы с Юрием Левитанским. В ходе наших разговоров, а также во время многочисленных интервью девяностых годов он сформулировал свои взгляды по некоторым вопросам культурного и исторического развития общества, которые сегодня с полным правом можно считать его Завещанием.

Начало грядущих начал

Время, наступившее в России после 1995 года, Юрий Левитанский считал принципиально новой эпохой отечественной истории. Масштабы происшедших изменений он полагал под стать геологическим, случающимся в общественном сознании, может быть, один раз в тысячу лет. Так называемый переходный период, в исходной точке которого нас угораздило очутиться, начался отнюдь не вчера, и не с апрельского пленума ЦК КПСС 85-го, а гораздо раньше, еще в период «хрущевской оттепели», а возможно, и сразу после смерти Сталина. Даже революция 1917 года, по его мнению, имела куда меньше фундаментальных исторических последствий, чем нынешний качественный скачок общественного развития.

Переходный период, как он полагал, не окончится ни сегодня, ни завтра, и даже ни через десять лет. Современникам трудно понять эту простую истину, потому что мы привыкли измерять историю масштабами нашей крошечной жизни, – история, в свою очередь, меряет столетиями, и для ее неодолимой поступи абсолютно безразлично, что станется с каждым из нас.

Историческое развитие общества вообще протекает крайне медленно, а человеческая личность особенно консервативна и практически не способна к переменам; чтобы вчерашние люди вдруг ни с того ни с сего стали иными – такого не бывает. Перемены в обществе происходят только путем смены поколений. Так, старшее, военное, поколение несмотря ни на что продолжает жить в прежней эпохе, в массе своей почитая «товарища Сталина» живым богом. И дело здесь вовсе не в политическом или административном управлении – ни один политик или экономист, даже самый выдающийся, все равно ничего не смог бы изменить. Путь один, и притом очень долгий: естественная смена поколений.

На извечный российский вопрос «кто виноват?», сформулированный еще в середине XIX столетия, Юрий Левитанский всегда отвечал вполне определенно: «Когда говорят, что кто-то виноват: Хрущев, Горбачев, Гайдар, Ельцин, я думаю – а почему они, а не мы? Какие мы – такие и они. В этой стране не может быть президентом ни Сахаров, ни Сергей Ковалев. На кого ж обижаться? На себя. Станем мы другими – будет другой и власть… Плохо, конечно, что власть наша – жулики и уголовники, но, видимо, другой-то мы не заслуживаем»[226].

Шанс повернуть к цивилизованному обществу бывал у России и прежде, говорил Левитанский, но до сих пор она так и не смогла воспользоваться этим шансом – всякий раз что-то мешало. Но сейчас у нас просто нет другого выхода – новых потрясений народ не выдержит, да и мировое сообщество больше не позволит вновь вернуться к фашизму и коммунизму.

Временного же отступления назад исключить нельзя, наоборот, оно более чем вероятно. Попытки реванша уже предпринимались и наверняка будут еще (так и случилось в августе 1991-го и в октябре 1993-го). На какой-то исторический миг реакция может победить, но даже и это для истории несущественно. К нашим бедам она безразлична.

В процессе становления любого общества бывал «переходный период», который мы переживаем сегодня в России, и всегда это самое трудное время для любого народа. Не подлежит ни малейшему сомнению, что у нас он будет еще более труден и мучителен, чем где бы то ни было, как в силу многовековых самодержавных и тоталитарных традиций страны, так и в силу пагубных последствий большевистского правления.

Беда нынешнего российского общества (не уставал повторять Левитанский) в том, что оно еще долго обречено оставаться большевистским. Он утверждал: мало-мальски нормальная жизнь наступит в России очень нескоро; пройдут многие десятилетия, прежде чем страна превратится в демократическое государство европейского типа.

Концепцию исторического процесса, которую проповедовал Юрий Левитанский в последние годы жизни, он сам считал «реалистической». Он настаивал на этом определении, противопоставляя как «оптимистической», так и «пессимистической» точкам зрения на развитие общества, считая и ту, и другую абсолютно бессмысленными и не приложимыми к нынешней ситуации.