Небо принадлежит нам

Re: Re:

От: новс09. Пт. 2 июня 2017, 13:27

Привет, Роб. Я ничего, спасибо. Слишком много думаю в последнее время (так всегда бывает, когда несколько дней подряд я хожу только на работу, а вечерами дома меня никто не ждет).

Как я хочу вернуть свою прошлую жизнь! Иногда я открываю свой профиль на «Фейсбуке» и смотрю, что я делала в этот день три года назад, до того, как все произошло. Игры на детской площадке, аэробика, выходные с семьей…То, что раньше для меня было обыденностью, теперь кажется чем-то далеким и странным…

У меня есть одна фотография, на которой Люси в очках для плавания стоит в душе. Люси всегда надевала очки, когда купалась: она любила подставлять личико под струи воды и пускать мыльные пузыри. И на этой фотографии она немножко хмурится и у нее такой взгляд, будто она говорит: да отстань ты от меня со своим фотоаппаратом… Я насмотреться на нее не могу. Я хочу проникнуть туда, внутрь этого изображения, снова очутиться в ванной, где купается моя дочь.

Прости за сумбур, наверное, не стоило тебе этого писать. Пока.

Я загрузил все сообщения из почтового ящика Нева на форуме и загнал их в базу данных. Так мне проще в них ориентироваться – можно поставить фильтр по городу или по году. Вообще-то я сам не очень понимаю, зачем они мне. Как будто я что-то пытаюсь найти, вот только что? Объяснение, почему я с такой готовностью поверил Неву и нырнул с головой в эту авантюру под названием «клиника Сладковского»?

Некоторые имена мне знакомы еще с тех времен, когда я сам был участником «Дома Хоуп»: Томас Бэнсон, Джон Стивенс, Мьюриэл Стенович, Прия Давидов. Дети большинства из них уже умерли. В некрологах я читаю о том, что кто-то из них обожал лего, кто-то больше всего на свете любил свои пушистые тапочки с заячьими ушами, кто-то болел за футбольный клуб «Лестер-Сити». В публикациях на «Фейсбуке» об этих детях пишут как о героях, храбро державшихся до самого конца.

Меня никогда не интересовало, чем живут участники форума. Я читал их сообщения лишь затем, чтобы узнать, как они лечили своих детей и подойдут ли эти методы лечения Джеку.

Думаю, я даже немного их презирал, ведь вместо того, чтобы действовать, они смиренно принимали выпавшее на их долю несчастье и занимались какой-то ерундой: устраивали распродажу выпечки, радовались каждому новому восходу солнца, пытались убедить весь мир – и самих себя в первую очередь, – что рак их детей явился для них настоящим даром свыше.

Теперь же мне почему-то хочется лучше узнать этих людей, поэтому я внимательно вчитываюсь в их письма к Неву. Каждая история – это чистосердечное признание, исповедь, в которой не утаилась ни единая мелочь. Они рассказывают о том, как сначала их ребенок потерял аппетит и стал жаловаться на головокружение, а они решили, что ему стоит больше отдыхать и поменьше гонять в футбол… День, когда ему поставили страшный диагноз, они помнят до малейших подробностей: какая была погода, долго ли они стояли в пробках, каким парфюмом пользовалась секретарша клиники, как нестерпимо нагревалось сиденье кожаного кресла в приемной.

Перед моими глазами проходят жизни реальных людей: их отдых, работа, выходные в домике у озера. Я вижу, как они веселятся со своими детьми в Мире Свинки Пеппы и устраивают им сюрпризы ко дню рождения; чувствую их воодушевление, когда они пишут о клиническом исследовании нового препарата, их отчаяние и горечь от того, что надежды рассыпались в прах, их озлобленность на Бога, который смог допустить такую несправедливость.

Эти люди постоянно вспоминают, как было раньше – до того, как заболел их ребенок. Когда-то они делили свою жизнь на «до» и «после» по-другому: «до того как мы поженились», «до того как родился Джейми». Теперь же это одно-единственное «до», о котором им хочется говорить не переставая. Я понимаю, почему они с таким упоением перечисляют то, что когда-то имели, – чтобы Нев мог представить, как много им предстоит потерять.