Небо принадлежит нам

Я только сейчас заметил, что говорит он с сильным славянским акцентом. В этом было что-то располагающее, благодушное, и мне на ум сразу пришел образ пожилого часовщика из маленькой польской мастерской.

– Мы очень рады, что вы обратились именно к нам. Благодарю за то, что заранее прислали мне снимки и заключения врачей, – я ознакомился с ними. Несмотря на запущенный и агрессивный характер опухоли, мы можем предложить варианты лечения.

Он улыбнулся, обнажив при этом верхнюю губу, которая оказалась на удивление тонкой.

– Полагаю, вы имеете представление о том, как проходит лечение в нашей клинике, мистер Коутс?

– Да, – отозвался я. – Я читал о клинике, к тому же Нев многое мне рассказал – его сын Джош лежал здесь с опухолью мозга.

– Ах да, Джош. Очень славный мальчик. Насколько мне известно, дела у него идут очень хорошо. Нев каждый раз после МРТ присылает мне его снимки, – сказал Сладковский. Он чуть заметно присвистывал – когда-то он явно шепелявил, и, очевидно, ему потребовались годы прилежного труда, чтобы свести к минимуму свой недостаток. Сладковский поскреб подбородок и посмотрел на лежащие перед ним бумаги. – Думаю, практикующий врач, с которым вы общались по телефону, сообщил вам, что в случае Джека рекомендован полный курс иммунотерапии. Кроме того, мы хотели бы провести полное генетическое обследование вашего сына, чтобы выяснить, какие дополнительные методы лечения будут для него эффективны. Пациенты с таким диагнозом, как у Джека, добиваются у нас хороших результатов.

– Что вы подразумеваете под «хорошими результатами»? Что их можно вылечить?

– Да, – быстро ответил он, глядя мне в глаза. – Вылечить.

– Детей с глиобластомой?

– Да.

– С такой запущенной глиобластомой, как у Джека?

– Совершенно верно.

Доктор Сладковский прямо-таки буравил меня взглядом, и мне показалось, что он вот-вот перегнется через стол и вцепится мне в руку.

– Поверьте, мистер Коутс, эти консультации никогда не даются мне легко, а я работаю уже много лет. Ваш мальчик, безусловно, очень болен. Я мог бы сказать, что это разрывает мне сердце, но не скажу – потому что я стараюсь соблюдать профессиональную дистанцию. Зачастую это не так просто – у меня ведь у самого дети. – Он сложил ладони вместе, и на его правой руке я увидел кольцо с печаткой. – Поэтому скажу вам как есть. Есть дети, которые проходят здесь лечение и выздоравливают, а есть те, которые умирают. Я не гарантирую вам того, что Джек окажется в первой группе, – с моей стороны это было бы нарушением врачебной этики. И тем не менее в отличие от других врачей-онкологов я, выражаясь вашим языком, не ставлю на своих пациентах крест. Поэтому – прошу простить мой несовершенный английский, – решив остаться у нас, вы не получите никаких обещаний – но, по крайней мере, вы получите шанс.

– Позвольте задать вам вопрос, – произнес я.

– Конечно.

– Если бы речь шла о ваших собственных детях, их вы тоже отправили бы на иммунотерапию?

– Безусловно, – ответил он. – Даже не сомневайтесь. Они были бы первыми в списке. Потому что любой человек желает своим детям лишь самого лучшего и сделает для них все, что от него зависит. Разве не так?

Сладковский легонько постучал ручкой по столу.

– Вы приехали один? Или мать Джека тоже здесь?

– Еще нет. Жена приедет позже. Ее мать сейчас очень больна.

Я представил, как Анна возвращается в пустой дом и находит мою записку, и меня прошиб холодный пот.

– Понятно. Пожалуйста, обдумайте все как следует. Если вы согласны лечить Джека в нашей клинике, необходимо начинать в самое ближайшее время. Но, независимо от вашего решения, эта консультация будет для вас бесплатной.

– Это больно? – неожиданно для самого себя выпалил я.

Сладковский вопросительно поднял брови, и на его лбу проступили борозды.

– Болезненна ли иммунотерапия, вы имеете в виду?

– Да. Джек уже столько всего перенес – и химиотерапию, и восстановление после операции… Я не хочу, чтобы он снова мучился.

– Понимаю, – произнес он, – и скажу откровенно: раз на раз не приходится. У некоторых пациентов – у детей даже чаще, чем у взрослых, – побочные эффекты почти не наблюдаются. Однако, согласно врачебной этике, я должен предупредить вас о том, что побочные эффекты, иногда довольно серьезные, испытывают порядка тридцати процентов пациентов. Это рвота, обильное потоотделение, озноб – практически то же, что и при химиотерапии. Но могу вас уверить – мы знаем, что с этим делать. В нашем распоряжении огромное количество медикаментов. Джеку еще предстоит сеанс химиотерапии?

– Да. На следующей неделе.

– Иммунотерапию ваш сын будет переносить не хуже, уверяю вас.

Телефонный аппарат на его столе издал пронзительный звук.

– Прошу прощения, мне необходимо ответить на звонок.