Небо цвета крови

Разверзшись в последний раз неистовым пробоем, небосклон всего на миг посветлел и вдруг прорвался заношенной простыней, обрушился проливным кислотным дождем. По стеклам, вышибая бешеную дробь, иглами застучали зеленые капели, снаружи от запредельной боли зашипела земля, растворилась под смурой токсичной хмарью, затмившей весь обзор. Следом поднялся шквалистый ветер. Он ревел, свистел, тараном бил в стены, наплывами штурмовал дом, выдувал всю свою природную мощь, желая смять, смести со своего пути.

Ву-у-у-у…

— В кладовку, доченька!! Бежим в кладовку!!. — сквозь истошный гул, просачивающийся отовсюду, прокричала Джин. — Спрячемся там!

И, увлекая за собой, вывела ребенка из спальни.

* * *

Петли на наших шеях стягивалась все туже и туже, а безопасных ходов, как на шахматном поле, практически не осталось. «Стальные Вараны», разбредшиеся по всей фабрике, словно крысы по тонущему судну, оттесняли нас дальше, в самые темные неизведанные глубины второго этажа, оказавшиеся всецело затопленными кислотой, уверенно занимали каждый цех. Столовую и, собственно, сам склад-спаситель, куда мы с Дином еще планировали наведаться как-нибудь на днях, с опаляющей болью на сердце и душевной горечью до самых слез, пришлось подорвать гранатами, чтобы не достались костоломам Дако. С той самой минуты, узнав, что один из объектов их поисков хладнокровно уничтожен какими-то неизвестными, за нами второй день вели неустанную гоньбу, вызванивала придушенная глушителями трель выстрелов, высвист рикошетов, гремели матерные угрозы, взрывы. Но как бы далеко обоих ни загоняли, в какие только дебри ни отсылали, покинуть это здание все равно никто не мог — неожиданно начавшаяся разъяренная буря с косым хлещущим ливнем и ушераздирающей грозой держала всех взаперти, в одном каменном вольере, диктовала свои бескомпромиссные условия.

Всего за пару минут, на том месте, где не так давно разлились пахучие лужи, понемногу начинающие подсыхать и утрачивать разрушительные свойства, отныне плескались целые пенящиеся реки. Они наводняли коридоры, проходы, лестничные пролеты, настырно натекали в промышленные блоки, сползали вниз через толстенные дыры в полу. «Зеленая смерть» в союзе с крепким ревущим ветром ручьями лилась с прохудившегося ослизлого заплесневелого потолка, хлобыстала из разбитых окон, как из артерий, затуманивала все вокруг одинаково пагубными для людей и животных испарениями. Не меньше трудностей добавляли и сквозняки. Те неугомонно стучали дверьми, будто на годами обезлюженном предприятии возобновилась ударная работа, метали ломкую мебель, демонически выли, штормили отравленную воду, всюду разнося гадкую марь. А глушащий гром вместе с ослепительными молниями, освещающими ровно полмига переворошенные помещения из-за немытых стекол, подымал настолько сильный рев, что со стен, не выдерживая таких нагрузок, оползнями сходила краска, а мне и Дину чудилось, точно небо над головами трещит по швам.

Гр-р… ш-ш-ш-ш… Г-р-г-р-р…

— Плохи наши дела, Курт… — хмурым, невеселым, даже каким-то немножко испуганным голосом отозвался Дин, щипая темно-синей резиновой перчаткой угловатый кривой осколок подствольной гранаты, угодивший тому в фильтр, лишь чудом не вспоров живот. А когда наконец-таки уцепился, держась, как за головку клеща, — выдернуть не хватило сил: увяз слишком плотно, глубоко. Разозлившись на самого себя за неудачную попытку — по-детски капризно стукнул ногой по полу, притрушенному галькой, разгневанно затряс литым, словно кувалда, кулаком. Но быстро опомнился, заговорил, но уже как-то безутешно, апатично, как будто бы сделал в уме определенные выводы, примирился с чем-то грядущим, страшным: — Не выйти нам отсюда, друг… добегались мы с тобой… — вздохнул, провел по мне мертвенно-остекленевшими глазами, — сзади — смерть от бандитской пули ждет не дождется, впереди — кислота, не обойдешь ее никак… — опять вздохнул, поднял высоко голову, уткнулся затылком в издырявленную стену и, шевеля костлявым кадыком, продолжил, жуя каждое слово: — Фильтру край пришел, менять срочно надо, а то ноги скоро отброшу, да боюсь только, что не успею — воздуха не хватит, сорвусь, вздохну, и так ведь дышу еле-еле…

Дослушав причитания Дина, я оторвал дремотный взгляд от большого, в рыжевато-красных крапинах, окна, умывающегося снаружи сернистым курящимся дождем, повернулся к падшему духом напарнику, сидящему у облупленной батареи напротив, и пожурил с неубедительным укором, усилием:

— У тебя целое утро было, Дин. Почему не поменял?.. Чего ждал?.. — и, спрыгнув с подоконника, пьяно шатаясь, прибавил сипловатым тенором: — Вечно дотянешь все до последнего, а потом сам же страдаешь…

Вместо ответа тот почесал колкую, подобную кактусу, шею, покашлял, расправил под собой полы заляпанного плаща, предпочтя пока что притихнуть, — все-таки понимал свой просчет.