Небо цвета надежды

– Женщины в нашей семье зарабатывают на пропитание, обслуживая водителей грузовиков. Дома наши стоят вдоль дороги, чтобы водителям было удобнее. Я совершила большую ошибку – влюбилась и поверила, что у меня тоже может быть семья. И сбежала с ним. А он… он привез меня сюда и продал. Я тогда не знала, что мы – собственность владельцев борделя, что деньги, которые они платят похитителям, становятся нашим долгом. Уже два года прошло, а долг я все еще не вернула.

Другая девушка всхлипнула.

– Как же я проклинаю себя за то, что выпила сок манго! Дело было в моей деревне, я уже два дня не ела, а тут какой-то чужак предложил мне его. Я не подумала, что в сок было подмешано снотворное. Он привез меня в Бомбей…

Девушки принялись вспоминать о жизни, которую вели до того, как очутились здесь. Некоторые, из тех, что помоложе, поддразнивали остальных, воодушевленно болтая о ночных приключениях, и когда кто-нибудь заявлял, что ей это нравится, остальные принимались хихикать. Мы заставляли себя переосмысливать происходящее с нами, окрашивали истории оттенками радости и надежды, вплетая в наши разговоры нить наслаждения, чтобы заглушить боль. Мы забывали о ранах на теле, шишках на лбу, синяках под глазом – в фантазиях жить было проще, чем в реальности. Они помогали нам выживать.

Но женщины постарше ворчали на нас за выдумки и пустые надежды.

– Я в любовь не верю, – усмехалась Рани, – все мы просто используем других. Называйте это хоть любовью, хоть надеждой… да как хотите называйте – все это небылицы.

– Лучше уж взглянуть правде в глаза, – наставляла Сильвия, – чем сочинять всякие дурацкие истории. Иначе потом только тяжелее будет.

Рани была из тех, кого называют муфат[55], – острой на язык, даже если несдержанность дорого ей обходилась. Когда молоденьких девушек били, она всегда защищала их, за что сама получала взбучку. Сердце у нее было добрым, это каждый знал, но на словах ее забота никогда не проявлялась – Рани как будто боялась, что слова выдадут, насколько она уязвима. Ходили слухи, что ее возлюбленный три года обещал ей жениться, а потом просто взял и исчез.

Сильвия отличалась практичностью и здравомыслием и любила поучить уму-разуму. Она курила, была не прочь выпить и нередко, упершись одной рукой в бедро, а в другой сжимая сигарету, говорила:

– Я тут, девочки, дольше всех вас.

В отличие от других девушек, она часто просила мужчин – своих клиентов – о подарках, и те приносили ей иностранные сигареты, радиоприемник или украшения, а Сильвия прятала это все в укромном местечке. Где этот тайник находится, никто не знал, и никто и словом о нем не обмолвился. Она носила красивые туфли на высоченных каблуках, стук которых заранее предупреждал о ее появлении. Этим она напоминала мне кошку с бубенчиком на шее. Ее лукавство мне нравилось – Сильвия знала, как получить желаемое.

Иногда я рассказывала девочкам помладше разные истории – те, что прочла когда-то, а они слушали с открытым от восторга ртом. Я рассказывала о Нале и Дамаянти, о боге Кришне и его жене Радхе, обо всем, о чем прочла в книгах, которые Тара приносила мне из библиотеки. Помню, как радовались эти маленькие девочки с накрашенными лицами. Я надеялась, что ночью мои истории защитят их, ведь, как ни крути, каждая из нас ждала любви – подобной той, о которой говорилось в сказках.

Многие девочки, оказавшись здесь, сопротивлялись и протестовали. Но не я. Я помнила, что такова была судьба женщин в моей семье, и силами с судьбой не мерилась, и поэтому мне удалось избежать жестокости, с которой сталкивались другие. Но должна признать, что меня не покидала мысль о побеге. Когда суматоха на улицах стихала, девушки в борделе отправлялись спать, а из-за дверей, где сидели охранники, раздавался храп, и мне казалось, что такие минуты – самое время для побега. Я вспоминала Тару и ее храбрость, это придавало мне сил, и я начинала придумывать, как отсюда выбраться. Ощущая какую-то непривычную смелость, я и правда думала, что у меня хватит духу сбежать. Я хватала вещи, завязывала их в узелок, а потом лежала на кровати, обдумывая безрассудный поступок, который готова была совершить.

Почему я не сбежала, не знаю. Возможно, в голове у меня вертелось чересчур много вопросов, ответов на которые я не находила. Куда мне идти? Чем я буду зарабатывать на жизнь? А вдруг они найдут меня и забьют до смерти? К тому моменту, когда у меня появлялись ответы на них, обитатели борделя уже начинали просыпаться. Я чувствовала себя мышью, по глупости вообразившей, что сможет одолеть кошку.

В другие дни я вспоминала слова аммы о том, что однажды на небе вновь проглянут звезды, поэтому надежду терять нельзя. Когда я смотрела на девочек помладше, особенно тех, кто в силу возраста не понимал, что их здесь ждет, сердце мое переполняла глубокая печаль. Долгое время мне казалось, что выхода нет и поделать ничего нельзя. Но потом случай с одной девочкой заставил меня изменить мнение.