Подойдя к стене, я вытащила из нее пару кирпичей. В тайнике я хранила книгу – подарок Санджива. Я давно не доставала ее, так что книга запылилась, я сдула с нее пыль – осторожно, словно боясь потерять последнюю память о Сандживе, – и протянула книгу мужчине. Тот открыл ее и вгляделся в текст.
– Это стихи – Санджив читал их мне.
Он кивнул и перелистнул страницу. Сухие лепестки роз, подаренных мне когда-то Сандживом, красной пылью усыпали пол. Цвет крови, вкус крови и воспоминания о любви – все это вдруг вновь захлестнуло меня.
Губы у мужчины затряслись, и он поджимал их, пытаясь унять дрожь.
– Прости! – Он бросился подбирать лепестки.
– Ничего страшного, – заверила я его. – Давно пора оставить это в прошлом, вместе с другими воспоминаниями.
Глава 22
Тара
В то пасмурное утро я нерешительно топталась перед дверью в квартиру Мины-джи. Знала ли ааи, что Мукта – моя единокровная сестра? Но ответа на этот вопрос я боялась. Я постучалась в дверь. Цепочка звякнула, мое сердце подпрыгнуло, а потом в узкую щель выглянула седовласая женщина, лицо которой я едва могла различить.
– Да?
– Мина-джи?
Женщина открыла дверь шире и подалась вперед, пристально изучая меня. Она осунулась и постарела, лицо покрылось морщинами, а волосы поредели.
Судя по взгляду, Мина-джи узнала меня.
– Да ведь это…
– Это я, Тара.
– Ну конечно! Вылитая мама! Как же я сразу тебя не узнала?! Ну заходи же! – Она заулыбалась, сняла цепочку и распахнула дверь.
В гостиной она усадила меня в кресло, а сама уселась напротив.
– Вот так неожиданность, – сказала она. – Я-то думала, вы больше в Индию не вернетесь. Как отец поживает?
– Он умер несколько месяцев назад.
– Ох, прими бхагаван его душу. – Она закатила глаза.
Мы немного помолчали, не зная, что сказать, а потом Мина-джи вдруг неуклюже вскочила:
– Давай, дорогая, я напою тебя чаем с печеньем.
– Спасибо, не стоит.
– Ты говоришь прямо как
Я натянуто улыбнулась. Мина-джи вышла из комнаты, и я осталась одна. Мне хотелось задать мучивший меня вопрос сразу же, пока я не передумала и пока хватало храбрости, но пришлось подождать. Я оглядела увешанные гобеленами стены – сколько себя помню, здесь всегда висели эти гобелены. На кухне зазвякали кастрюли-сковородки, и вскоре Мина-джи с подносом в руках вернулась в гостиную. Я встала и взяла у нее поднос.
– Так что привело тебя обратно в Индию? В Америке же все есть. Впрочем, кто бы что ни говорил, а родина есть родина.
– Мина-джи, – я собралась с духом, – вы помните Мукту?
– Мукту? – Она на секунду задумалась. – Ну да, деревенская девчонка, которая вечно крутилась возле тебя.
– Да, я просто хотела спросить… спросить… – Я осеклась. А есть ли вообще смысл в том, чтобы вспоминать об этом?
– О чем?
– Я все думаю… Знала ли ааи? – Вот я наконец и сказала об этом вслух. Я слышала, как колотится мое сердце, отчего дыхание сбивалось.
Сперва ответом мне было молчание. Кажется, Мина-джи поняла, о чем я пытаюсь спросить. Быстро отведя глаза, она посмотрела в окно, и я проследила за ее взглядом, но ничего интересного не увидела. Только небо.
– Откуда ты знаешь? Отец рассказал?
– Нет, бабушка.
– Точно мы так и не выяснили. Лишь догадки строили. Она была так на него похожа – кожа светлая и глаза зеленые. А твоя ааи – она была умной женщиной. Я восхищалась ее терпением. Когда твой отец привел Мукту, она сразу заподозрила неладное. У девчонки же были его глаза – это каждый видел. Но никто ничего не говорил, пока однажды твоя мама вдруг не прибежала ко мне. Она села прямо вот тут, на полу, обняла меня и весь вечер рыдала. Говорила, что даже если это правда, если твой отец прижил ребенка с другой женщиной, то что теперь поделаешь? Твоего отца спросить у нее смелости не хватало. Ведь как ни крути, а идти-то ей было некуда. Из родной деревни она сбежала, пошла против воли родителей и навлекла на себя их гнев – так она говорила. Хорошего образования она так и не получила, да и о тебе надо было позаботиться. Разве могла она лишить тебя отцовской любви? Придется смириться – так она сказала. Вот она и мирилась, пока жива была. Такая уж у нас, у женщин, доля. – Мина-джи вздохнула.
Я смотрела в окно, стараясь убедить себя, что с улицы веет прохладой. Мы молчали, вслушиваясь в крики детей, играющих во дворе в классики.
– Она любила тебя, твоя ааи. Без тебя для нее жизни не было бы, – сказала наконец Мина-джи. – Может, не надо мне этого говорить, но я иногда думала: а что, если Мукта на самом деле дочка Анупама? Глаза-то у него тоже зеленые. Когда сказала про глаза твоей маме, ей, кажется, сперва стало полегче. «Может, так оно и есть, – согласилась она, – а может, мой муж заботится о Мукте просто по доброте душевной, как и обо всех этих сиротах, которых он приводит домой». Но потом опять заплакала, дескать, уверена: Мукта – дочка твоего отца.