Небо цвета стали

Больно-больно-больно-больно…

Это не имело значения. Никакой героизм, жертвенность или безумная отвага не спасут эти фургоны. Пока что верданно противостояли лишь одному из Сынов Войны, к тому же ослабленному, – и при этом беспрестанно отступали. А ведь у сахрендеев в два раза больше всадников, чем у Ких Дару Кредо, а еще есть Йавенир и его Молнии… Этот караван погибнет, а после него и остальные. Им не следовало возвращаться.

От пинка голова покатилась по земле и остановилась у Кей’лы под самыми ногами, в черной луже, глядя на нее единственным глазом. Из приоткрытого рта высовывался распухший язык.

Ворчание охранника отогнало мальчишку, который пытался подкрасться к ней. Вся группка смотрела на лежащую голову, потом кто-то из них засмеялся и принялся пинать следующую.

Кей’ла отвела взгляд от избитого лица и посмотрела на поле битвы. От реки как раз подул ветер, закрутил серый туман, разодрал его и понес на запад. Из пыли показались два больших, окруженных стеной из щитов четырехугольника пехоты в кольце всадников. А на самом деле – в полукольце, поскольку пехота медленно отступала, неким чудом удерживая строй и не допуская, чтобы расстояние между ней и прикрывающими караван фургонами было больше пятидесяти – шестидесяти ярдов. Каждый отряд конницы, оказавшийся в этом пространстве, нашпиговали бы стрелами, а потому кочевники нападали на пехоту лишь с трех сторон, били из луков и бросали дротики, но не пытались перейти к прямой атаке. Щиты пехотинцев были почти шести футов высотой и с вырезом справа, что делало возможным стрельбу из арбалета, а потому пешие отряды яростно отстреливались, удерживая кочевников на дистанции. За линией щитов виднелся лес пик, рогатин и гизарм, готовых к бою.

Но пока что не походило на то, чтобы они могли пригодиться. Конница, хотя и многочисленная, не атаковала напрямую, довольствуясь залпами из тысяч стрел, взлетавших, словно тучи серых птиц, и бьющих внутрь четырехугольника. Линия стоящих за щитоносцами пикинеров время от времени покачивалась, но удерживала строй. Как и весь четырехугольник, что медленно, шаг за шагом отступал вслед за караваном. Выглядело так, что ни одна из сторон не получит превосходства, – ни пехота не сумеет заставить конницу броситься наутек, ни конница не сможет сломать ее строй и вырезать бегущих в панике Фургонщиков.

Только вот кочевники не впервые сражались с такой пехотой.

Кей’ла увидела, что готовится чуть в стороне – там, где недавно уничтожили колесницы, и невольно горько улыбнулась.

«Нам нельзя было возвращаться».

Вдох…

Больно…

Она подумала, стоят ли среди тех пехотинцев Рук’херт и Дет’мон и обождут ли их духи ее на дороге к Дому Сна. Очень не хотелось ей идти в одиночестве.

Кей’ла опустила взгляд, пытаясь не смотреть на то, что близится. Кровь стекала у нее по ноге, капала прямо на отрубленную голову.

Открытый глаз медленно моргнул.

* * *

Щит делался все тяжелее, десятки воткнувшихся в него стрел весили немало. Ден’кав трусцой пробегал вдоль линии и орал:

– Держать! Ровно! И…

Упереться ногами, ухватить за щит двумя руками.

– …давай!!!

Дернуть вверх так, чтобы аж потемнело в глазах, потому что зубья воткнулись глубже, чем казалось сперва, и поднять эту проклятущую тяжесть.

– Хорошо! Три шага назад! Раз! Два! Три! Ровняй!!!

Щиты опали, и железные зубья вгрызлись в землю. Арбалетчики подскочили к щелям, прицелились, послали в кочевников горсть стрел. Ветер стих, а потому пыль снова загустела, через несколько минут видимость упадет настолько, что они едва смогут разглядеть отступающий караван. Чтоб Владычица Степей в облике Белой Кобылы встала над ними и насрала им на головы! Они должны были уже нас забрать! Где сигнал «Пехота – домой»?

Рук’херт уперся в щит посильнее, чувствуя дрожание земли под ногами. Идут! Отряд всадников вылетел из пыли и проскочил мимо стены щитов, лупя из лука с такой скоростью, словно им за это платили. Часть стрел ушла выше, чтобы упасть на Фургонщиков в глубине строя, остальные били прямо. Щит затрясся от нескольких ударов, одна из стрел попала в щель для арбалетчиков, и кто-то за его спиною задохнулся от короткого вскрика.

Командир пехотного отряда орал снова:

– Ровно! Держать! Давай!

Упереться, поднять проклятущую тяжесть, три шага назад, опустить.

Двигались они отскоками, по три шага, лишь на миг ослабляя строй, чтобы отплатить кочевникам залпами из арбалетов. Квадрат растянулся в прямоугольник – шириной в двести пятьдесят человек, глубиной едва в четыреста, – чтобы защитить самый большой фрагмент каравана, но, похоже, было это излишне, поскольку кочевники по какой-то причине не пытались добраться до фургонов. Вместо этого они сосредоточились только на них, потихоньку обескровливая отряд. У верданно были хорошие кольчуги и шлемы, но «хорошее» не означает «непробиваемое».

Отчего – проклятущее завшивленное паршивое, словно дохлый стервятник, проклятие – до сих пор нет сигнала «Пехота домой»?!