Небо цвета стали

– Мастер-столяр со старшим сыном… – Дагена переворачивала очередные страницы и указывала места в таблицах. – Староста Старых Низин… Трое пастухов из… двое детей мельника… старшая дочка, женитьбу расторгли… один стражник из гарнизона башни… жрец Высочайшей Владычицы… швец… Убери-ка палец и скажи, о чем здесь говорится. Люди умирали словно от сильной горячки. Кажется, через Лифрев три года назад прошла болезнь, пославшая в Дом Сна двадцать душ. Маленькая Матти, сынок Бенгелы, трое детей шорника, старая мать Аандурса. Такое случалось.

Дагена покивала, потянулась за мешочком, в котором держала кость бабки, сжала вокруг него кулак.

– Там было другое, – пробормотала она. – Я говорила о том с Кошкодуром, болезнь забрала в Лифреве дюжину младенцев и восьмерых взрослых, из которых шестеро уже были одной ногой на дороге к Дому. Умерли лишь двое в расцвете сил. У нас в племени, когда появляется какая зараза, сильные мужчины и женщины обычно выздоравливают. Потому что болезни чаще всего убивают стариков и детей, а только потом – взрослых. А скольких детей ты насчитала в этой книге? Сколько стариков? Кажется мне, что такая горячка убивает лишь молодых и сильных. Крысы, должно быть, слепы, если это пропустили.

Кайлеан слушала ее вполуха, листая страницы и сравнивая записи. И вправду, среди тех, кто умер в эту зиму, были, прежде всего, люди молодые или полные сил. Может, Крысиная Нора не ведет таких реестров, а значит, не могла сопоставить факты. Крысы лишь знали, что по Олекадам гуляла исключительно суровая хворь, забравшая больше людей, чем обычные осенние и зимние болячки, воспаления легких и всякое такое. Но это не было эпидемией того размаха, что заставила бы внутреннюю разведку присылать помощь, – да к тому же она приугасла сама собой.

Вот только мор оказался удивительно подозрительным.

Дагена все еще сжимала мешочек в руках и таращилась в пространство незрячим взглядом. Или задумалась, или разговаривала с бабкой.

– Кто принес болезнь? – прохрипела она наконец таким голосом, что Кайлеан аж пригнулась. – Кто привел к тому, что в таких разных местах люди начали умирать?

Бередеф шевельнулся внутри, и она вдруг увидела. На противоположной стороне стола, держа ее подругу за руку, сидела старая, сморщенная, словно печеное яблоко, женщина. У нее были скулы Дагены и седые волосы, а губы ее шевелились, вторя словам, падающим из уст внучки.

– Болезни, – хрипела дальше Дагена, – не возникают из ничего, а эта болезнь, убивающая одинаково в разных местах, должна иметь один источник.

– Кто-то… – Кайлеан пришлось сглотнуть, чтобы суметь это сказать. – …кто-то ее разносил. Купцы, мытари, странствующие музыканты.

– Зимой? Засыпанными дорогами, на которые неохотно выходят в эту пору даже горцы из солдат? Горы всегда были местом, где зараза замедляется или угасает.

Ох, это оно. Еще не ответ, но по крайней мере вопрос, заданный со смыслом. Несколько лет назад по окрестностям прошла странная болезнь. Кто ее вызвал и разнес посреди зимы?

Дагена вздохнула и повесила мешочек на грудь.

– Бабка захотела тебе показаться, – сказала она, явно удивленная. – Это большая честь. Наверное, она тебя любит.

Постучала пальцем в открытую страницу.

– И что теперь? Не знаю, выяснили ли мы что-то важное.

– Мне как раз пришло кое-что на ум. – Кайлеан проверила последние записи. – Смотри, здесь выше записано: «убит разбойниками», «погиб, приваленный деревом», «утонул в пруду». А тут отметки этой весны: «ранен медведем, умер», «замерзла до смерти», «погребен лавиной». Видишь? Помоги мне найти!

– Что именно?

– Записи о смертях и убийствах, которые случились на окрестных землях. Смотри, – отыскала она соответствующую страницу, – здесь написано «башня по дороге к замку Кехлорен». И вот: «шестеро людей под командованием Олеаса Грега». И ничего больше, никаких записей, что гарнизон был убит. Словно граф все еще убежден, что они живы и несут службу. Вспоминал ли он хоть когда-нибудь, что происходит на его землях? Нет. Пожаловался ли, что Горная Стража не может обеспечить безопасность? Нет. Жаловался ли на ее командира?

Дагена смотрела на нее, прищурившись.

– Никогда. Ни разу. Я полагала, что это часть меекханской традиции: ну, знаешь, не говори ничего, что могло бы заставить гостя переживать. Но, – начала она осторожно, – ты же не думаешь, что он не знает…

– Ни он и никто из его семьи. Проклятие, а помнишь первый день? Аэрих возвращался из какой-то поездки, помнишь? Здесь только двадцать солдат, а значит, ему сопутствовали как минимум несколько из них. Позволил бы граф своему наследнику такие поездки, если бы знал, что в окрестностях даже отряды Горной Стражи не могут чувствовать себя в безопасности? А Фургонщики? Они выдвинулись – сколько? Шесть, семь дней назад? Граф молчит об этом, а должен бы уже провертеть тебе дыру в башке. Он не знает. Этот заносчивый ублюдок живет в собственном мире и вообще понятия не имеет, что вокруг происходит.