Небо цвета стали

– Что-то личное?

– Не сказал. Может, вся проблема в том, что я воткнул ему корд в брюхо.

– Нечто такое обычно приводит к тому, что человек забывает о манерах.

– Именно.

Нур заглянул ему в глаза, и Кеннет почувствовал холод: это снова был тот самый спокойный взгляд убийцы. Наверняка он так и не стал любимым лейтенантом.

– Это было хорошо, – отозвался первым младший десятник.

– Что?

– Командование. Ты собрал людей, показал им, что они не одни, повел в бой. Имей мы худшего командира, живых бы не осталось. Будут долго рассказывать о том, как ты повалил коня ударом щита.

«Проклятие, а может, все же?..»

– Нур.

– Так точно.

– За то, что обратился к командиру на «ты», – двойные караулы ближайшие три ночи. А теперь – займись ранеными.

– Так точно.

Десятник вытянулся по стойке смирно и отсалютовал. Безо всякой там злобной гримасы.

И только через пару минут до Кеннета дошло, что именно он услышал. Нур видел, как он нокаутировал коня, и видел, как собирал людей, снова формируя из них отряд. То есть наблюдал за ним. Во время боя, втыкая кому-то меч в брюхо. Кто он такой, проклятие, что не сводил с командира взгляда? Время от времени Кеннет слыхал о подобных солдатах: чувствующих горечь, живущих в ощущении обиды, считающих офицеров за воплощенное зло и искренне их ненавидящих. Интересно, управься он сегодня хуже, получил бы в спину случайную стрелу?

Он скривился и сплюнул точно так же в сердцах, как десятник – минуту назад. Это было дурное время для таких развлечений. Следовало заняться ранеными и похоронить убитых.

* * *

Они сели в кругу, молча. Кеннет, Велергорф, Андан с головой, обвязанной тряпкой, Берф с быстренько зашитым плечом, Цервес Фенл, чей кожаный панцирь напоминал сито, потому что один из конных поймал его на аркан и протянул пятьдесят ярдов по земле, Версен-хон-Лавонс и Омнэ Венк с рукой на перевязи, Фенло Нур. А за их спинами – остальная рота, несколько десятков мужчин, каждый с кубком в руке, каждый второй – с бо́льшими или меньшими ранами.

Уже подсчитали потери. Самые серьезные понесли первая и пятая десятки: по четыре человека; в остальных было один-двое погибших. Всего Шестая рота потеряла пятнадцать солдат, вдвое от этого оказались ранены. То есть ранены настолько, чтобы это снижало их боевые умения, поскольку такие мелочи, как надрезанное ухо или сломанные ребра, не считали. Потеряли также пять собак.

Молчали. Это было время траура по товарищам. Так сложилось, что погибли восемь старых и семь новых стражников, хотя и существовал риск, что пропорции выровняются, поскольку один из людей Омнэ Венка был тяжело ранен в живот. Целители верданно старались, как могли.

Анд’эверс сделал больше, чем приказывало гостеприимство. Раненых стражников окружил опекой даже большей, чем раненых Фургонщиков. Возможно, это имело что-то общее с докладом, который сделал Гер’серенс. Строитель описал всю битву, а заодно и то, как Велергорф собрал половину роты и защищал отход тех, кто не погиб в первой атаке, и то, как остальные солдаты оттянули на себя бо́льшую часть сил врага. Эн’лейд осмотрел круг повозок, наполненный трупами кочевников и лошадей, посчитал их – и ничего не сказал. А стражникам первым осматривали раны, и их первых лечили целители и колдуны.

Верданно не могли – или не умели – много говорить, но у них были и другие методы, чтобы выразить благодарность и признание. Перед скромным лагерем шестой роты росла кипа подарков. Бочонков вина, вышитых рубах и шелковых камзолов, новых сапог, поясов, оружия в украшенных золотом и драгоценностями ножнах. То и дело подходили несколько человек, без слов кланялись и оставляли свои презенты.

Трудно найти большее доказательство признания.

И все же, попивая подаренное вино, Кеннет ощущал пустоту.

Велергорф сказал, что это поможет. Прощание. Без слов, без того, чтобы переодевать воспоминания о других в траурную ложь, без самообмана. Но ложь и не была нужна, поскольку погибли добрые люди, которые заслужили эту минуту тишины. Однако Кеннет подозревал, что дело вовсе не в умерших, а в живых. Это им нужно справиться со смертью, с тем, что их друзья, которые еще вчера смеялись и шутили, нынче лежат, обернутые в траурное полотно.

Они уже более-менее восстановили ход битвы. После первой атаки Велергорф принял командование. Ему удалось собрать вокруг себя бо́льшую часть роты, присоединиться к собирающейся группе Фургонщиков и отбить пару нападений, прежде чем кочевники додумались до костров и начали расстреливать защищающихся. И только благодаря тому, что – как он это назвал – господин лейтенант ткнул палкой в гнездо шершней, они не вырезали всех.

Кеннет во время боя командовал своей десяткой, которая, как обычно, расположилась поблизости, пятой, как раз несшей стражу, и несколькими прочими солдатами. И хотя казалось, что битва длилась половину ночи, была она не длиннее четверти часа. Столько заняло у Фургонщиков послать вниз сотню колесниц, потому что лишь столько было их наготове. Неплохо для пойманных врасплох Наездниками Бури.