Небо в фальшивых алмазах

– Ее тоже интересовали девочки-ровесницы Ады Иволгиной. За этот список детей она предлагала большие деньги. Вот только где я его возьму, этот список? Конечно, можно было бы написать его от фонаря, но я привыкла получать деньги за честную работу, не умею я хитрить. Тем более что эта женщина так толком мне и не объяснила, зачем ей понадобился список детей. В вашу басню я тоже мало поверила, но вижу, что…

– Мы действуем из лучших побуждений, – не дала закончить Зинаиде Трофимовне Алина.

– Вы правы, – я почувствовала, что не имею права лукавить перед этой женщиной. – Ада Семеновна, о которой мы вам говорили, умерла при странных обстоятельствах. Ее родственники попросили нас во всем разобраться.

– Так вы частные детективы?

– Ну… – замялась я, – можно сказать и так.

– А кто та женщина, что приезжала ко мне перед вами?

– Сестра Ады Семеновны, но не той, что умерла, а другой. Похоже, что девочек, которых звали Ада, было две. Одна жила до войны, а вторая под тем же именем всплыла после войны. Одну привезли в ваш детский дом, другую из него забрали.

– Не совсем вас понимаю, – призналась Зинаида Трофимовна.

– Да мы сами еще не во всем разобрались. Возможно, что Лидочка Коновалова нам что-то прояснит.

– Я вам тут на бумажке напишу адрес Коноваловой. Вот, возьмите. Желаю удачи!

Глава 16

Зинаида Трофимовна не только написала нам адрес Коноваловой, но и на словах объяснила, как найти нужный дом. Лидочка жила в пяти минутах ходьбы от детского дома, в квартире, выделенной ее отцу, когда тот стал директором.

Мы без труда нашли этот дом и поднялись на второй этаж.

– С богом, – пробормотала Алина и робко позвонила в дверь.

– Иду, иду, – почти сразу нам ответил из-за двери женский голос. – Кто?

– Лидия Васильевна Коновалова здесь живет?

– Это я, – дверь распахнулась.

Увидев на пороге квартиры хрупкую женщину, я поняла, почему ее в таком почтенном возрасте называют Лидочкой. Если бы я не знала, сколько ей на самом деле лет, то больше шестидесяти бы не дала. Короткая стрижка и волосы, выкрашенные в рыжий цвет, очень молодили ее. Ресницы были тронуты тушью, на губах лежал тонкий слой розовой помады – женщина следила за собой. И одета она была не в старушечий халат, а в джинсы и легкий свитер, высокий воротник которого скрывал возрастные недостатки кожи шеи и груди. Конечно, морщинки на лице имелись, но не так уж и много.

– Лидия Васильевна, Зинаида Трофимовна сказала, что вы можете нам помочь.

– Ах, вы от Зиночки? Проходите. Сейчас чайку поставлю. У меня такое душевное варенье есть, из зеленого крыжовника, – Лидочка ко всему прочему была еще гостеприимной хозяйкой. – Вы такого никогда не пробовали.

Она завела нас в комнату, а сама убежала на кухню. Послышалось журчание воды из крана, звяканье посуды и шелест целлофана. Пока Лидочка отсутствовала, мы с Алиной имели возможность осмотреться. Небольшая гостиная больше напоминала музей, чем жилую комнату. Практически все стены были увешаны фотографиями в рамках. В основном это были групповые снимки детей, в центре которых непременно стоял статный мужчина в военной гимнастерке.

В комнату с подносом в руках вошла Лидочка.

– Будьте добры, помогите мне поставить сюда вот этот столик, – она показала взглядом на журнальный стол, убранный в угол. – Вот сюда, пожалуйста, ближе к дивану.

Алина выдвинула стол и стала помогать сервировать его для чаепития. Я в это время продолжала скользить взглядом по фотографиям.

– Лидия Васильевна, а кто эти дети? – спросила я.

– А это папины ученики, – с гордостью сказала Лидочка. – Мой папа заведовал детским домом в первые годы после войны. Фотографироваться любил, каждый год приглашал фотографа. А потом случилось несчастье – ну да вам, наверное, Зина рассказывала, – и папу уволили.

– Да, мы в курсе трагедии. Лидия Васильевна, тут такое дело. Вы помните Аду Иволгину? Ее привезли в детский дом вместе с младшей сестрой Верой в конце войны. Они находились в детском доме недолго, сразу после окончания войны их забрал отец. Возможно, Ада называла себя Адой Цибельман. Не помните?

Я с надеждой – вдруг вспомнит – вглядывалась в ее лицо. Лидочка молчала.

– Ну, пожалуйста, – взмолилась Алина. – Хоть что-нибудь.

Лидочка подошла к стене с фотографиями, сняла большую рамку и поднесла ее к нам.

– Вот. Это первая фотография из папиной коллекции.

Мы с Алиной буквально вцепились в фотографию. Алина тянула рамку на себя, я ей не уступала. Не замечая нашей безмолвной потасовки, Лидочка начала рассказывать.

– Папу только-только назначили на должность директора детского дома. Вот он, – она указала на мужчину в гимнастерке. Собственно, это и так было понятно. – Это наша завхоз, тетя Валя. А вот я, – Лидочкин ноготок уткнулся в щупленькую девчушку, улыбавшуюся во весь рот. – Это все дети, которые были на тот момент в детском доме. Ни много ни мало тридцать человек. У нас тогда было всего две группы: младшая и старшая. В младшую попали дети до восьми лет, а в старшую от восьми до четырнадцати.

– А где Ада? – спросила я, пристально рассматривая фото.