– С завтрашнего дня начнем тренировку, – сказал я комсоргу и Березкину.
Но на следующий день и потом почти целую неделю я не смог летать с Березкиным. В первом боевом вылете с молодыми, в трудной схватке с «мессершмиттами» Клубов, лучший из всех пополненцев, моя надежда, со своим ведомым Жердевым оторвались от группы, потеряли ее в «карусели» самолетов и не возвратились на аэродром. Только вечером нам стало известно, что они все-таки сбили одного немца и приземлились в Краснодаре. Меня это очень огорчило, и я начал тренировки с молодыми на отработку взаимодействия. Надо было научить их железному соблюдению главного закона слетанности: не отрываться от своих! Нарушение этого закона стоило нам уже не одной жизни.
В конце мая пришла, наконец, долгожданная весточка от Марии. Она писала, что жива и здорова, что много думает обо мне и очень переживает, когда читает в газетах о воздушных боях над кубанской землей. Письмо так сильно взволновало меня, что я решил, пока позволяет затишье на фронте, немедленно повидаться с ней. Сразу же пошел к Краеву.
– Товарищ командир, – обратился я к нему, – разрешите на денек слетать к Марии. Она сейчас находится под Миллеровом.
– К той самой блондинке?
– Да, к ней, – ответил я, стараясь быть спокойнее.
– Ох уж эта мне любовь! – продекламировал Краев, прохаживаясь по комнате. И, остановившись передо мной, сказал:
– Ладно. Лети.
– А можно на УТ-2? – осмелился я еще на одну просьбу.
– Бери, бери… Вижу, пропал Покрышкин! – захохотал Краев, хлопнув меня по плечу. – Но учти, послезавтра быть в полку.
– Есть! – радостно козырнул я и побежал на аэродром.
В своем письме Мария не могла точно указать, где находится их часть. Но одна строчка прояснила все: «Таисия живет под Миллеровом». А Таисия – подруга Марии.
Подлетая к Миллерову, я стал внимательно следить за воздухом. Аэродром обнаружить было не так сложно: над ним почти всегда кружат самолеты.
Приземлившись, я увидел возле одной из стоянок полуторку и решил узнать у водителя этой машины, где располагается нужная мне часть. Им оказался хорошо знакомый мне по Манасу пожилой усач.
– Капитан Покрышкин! Здравия желаю! – еще издали приветствовал он меня.
Я поздоровался, радуясь, что именно он первым встретился на моем пути… Не забыла ли Мария обо мне? Ведь мы расстались с ней очень давно, а жизнь фронтовая. И решил, если услышу, что стала другой, – немедленно улечу назад.
Шофер стал расспрашивать о положении на нашем фронте, о моих личных успехах, но я отвечал рассеянно и все думал, как перейти к нужному для меня разговору. Но меня выручил мой собеседник. Вспоминая манасских знакомых, он упомянул и приветливых девушек из медсанбата.
– А вы не помните медсестру Марию?
– Ну, как же не помнить! – оживился шофер. – Недавно она мне руку перевязывала. Добрая девушка. У нас все ее уважают. Постойте, постойте! – хитро улыбнувшись, воскликнул шофер. – Да вы же, наверное, к ней прилетели! Ну конечно, к ней. Ведь в батальоне все считают ее вашей женой.
Мне стало стыдно за свою подозрительность.
– Точно, к ней, – весело ответил я. – А ты не подбросишь меня на своей машине?
– О чем разговор! Конечно, – отозвался он. И, садясь в кабину, добавил: – Вот обрадуется!
– Вот здесь санчасть, товарищ капитан, – сказал водитель, остановив полуторку у побеленной хаты.
Поблагодарив шофера, я выпрыгнул из кабины и сразу заметил в окнах мазанки несколько любопытных лиц. Потом там кто-то вскрикнул. И вот выбежала она, Мария, за ней веселой стайкой все медсестры.
Девушки всей гурьбой провели меня к той хате, где они стояли на квартире. Начались хлопоты. Марии предстояло впервые принимать, угощать парня.
– Чем же тебя покормить? – спросила она каким-то неуверенным голосом. – Вы же народ капризный.
– Что приготовишь, то и ладно.
За один день, который мы провели вместе, мы исходили все тропки вокруг Старой станицы. Поговорили, кажется, обо всем, насмеялись и погрустили. Первого, конечно, вспомнили Вадима. Когда я сказал Марии, что он погиб, она заплакала. Припомнились вечера, проведенные втроем, в Ма-насе, все шутки и выдумки Вадима. Однажды Вадим прибежал к Марии в санчасть среди дня, когда там стояла большая очередь на перевязку, протиснулся к столу и вдруг громыхнул своим голосом: