Небо выбирает нас

— Он не как все, он головой работал, — сострил низкорослый, соскабливая ногтями грязь с лица.

— Пора поднимать — рассветает, — встревожился Петька и первым ухватился за ворот.

— Многовато воды пойдет, — не торопился высокий, размышляя о чем-то.

— За колодцы и мост боишься?

— Сдались мне твои колодцы! Как бы какую старушенцию не утопить.

— Говорю тебе — нет там никого, — упрямо твердил Петька, — в эту низину и днем никто не суется — по колено увязнуть можно, а ты — старушенция.

— А ну, взялись, ребята! — решился наконец высокий. — Пока нас не прогнали отсюда!

Несмазанный ворот заскрипел в осях, ржавый трос натянулся и будто зазвенел.

— Рванем, братва! Еще раз! Еще! С разгона! Взяли! Оп! А ну еще!

Жалостливо свистнул, не выдержал старый трос, лопнул и змейкой лег у ног высокого.

— Это все, — сокрушенно вырвалось у кого-то.

— А что, если выломать один из направляющих брусьев? Тогда эта штука под давлением воды вылетит, как пробка из бутылки шампанского, — клацая зубами, радостно зачастил низкорослый. Он уже начинал замерзать, его худое, в мокрой одежде тело сотрясала дрожь.

— Заманчиво, — после некоторого раздумья согласился Голова. — Только вот вопрос: куда полетит эта «пробочка» и не утопит ли кого-нибудь из нас шампанское? Ну, кто смелей? Ты пойдешь? — с усмешкой в голосе спросил он низкорослого.

— И пойду.

Низкорослый схватил самый тяжелый лом и, не удержавшись на ногах под его тяжестью, упал на склоне овражка и заскользил на боку к основанию ставка. Вскоре все услышали редкие и слабые удары лома о дерево.

— А ну катись оттуда! — приказал высокий. — Выламывать направляющий брус буду я… — Посмотрел на молча пододвинувшегося Петьку и добавил: — И Музыкант. Всем остальным вниз по ручью. Становитесь метрах в двадцати друг от друга. Поняли?

— Соображаем, — ответили ему. — Не промахнемся, так выловим.

Петька и высокий парень, прихватив ломы, спустились к ручью. Осмотрев внимательно ставок, оба согласились, что отламывать надо левый направляющий брус, он был намного тоньше правого и, казалось, прогнил насквозь. Почти тотчас поняли: вдвоем одновременно работать нельзя, только будут мешать друг другу. Сильные руки высокого вогнали лом в щель между брусом и ставком. Потянув лом на себя, используя его как рычаг, высокий почувствовал, как подался брус, как ударила из-под него мощная струя. Слегка отпустив лом, он сказал, оглянувшись на Петьку:

— Хлипкое сооруженьице. Как бы сразу не завалилось. Кому-то из нас наверх, а, Музыкант?

Петька сунул руку в карман — попалась трубка, отломил конец у нее, показал высокому, потом завел руку за спину и быстро поднял сжатые кулаки перед собой. Высокий коснулся правого. Петька разжал кулак и показал пустую ладонь.

— Тебе уходить.

— Ладно, — нехотя согласился высокий и побрел вниз по ручью, остановился, оглянулся через плечо и сказал: — А ты ничего мужик. Звать-то тебя как?

— Петька.

— Ну, давай, тезка, круши. И не зевай в случае чего…

Петька остался один перед ставком. Мелькнула мысль: бросить все и бежать. А как же самолет? А как разговоры, что Петька самый смелый и отчаянный из поселковых ребят? Но страх есть страх, и, как понял Петька, с ним не всегда легко справиться. Как, например, в эти минуты. А если бы тот летчик, который над их поселком один против четырех сражался и сбил фашиста, так же боялся, как Петька, и сбежал? А он не сбежал и до конца вел бой. Дед Авдей говорит, что он перестал стрелять, патроны кончились, но все равно не улетал.

А тут стенка. Стеночка! Шибануть пару раз ломом, отодрать брус — и бегом!

Петька поудобнее перехватил лом, изо всех сил вогнал его под брус и потянул на себя. Почти тут же Петька почувствовал жесткий, как булыжником, удар воды в грудь и бросился бежать. Он уже не видел, как дверью раскрылся ставок, выпустив тяжелый холодный вал воды. Он настиг Петьку, сбил с ног, подмял и покатил бревном, забивая грязью рот, глаза и уши. Петька судорожно цеплялся за землю и, останавливая сжатыми губами рвущуюся в горло воду, слабел. Ему чудилось уже, как летит он в темную, обволакивающую тишиной бездну…

С одежды высокого тонкими струями стекала вода. С тоскливой растерянностью взглянув на своих товарищей, он молча положил на снег в двух метрах от бушующего водяного потока безвольное Петькино тело и подавленно склонился над ним. Потом встрепенулся вдруг, затормошил за плечи, заколотил ладонями по щекам, приговаривая призывно:

— Петька! Петька! Ну чего ты!.. Петька!

Петька, с трудом разлепляя веки, заплывшие липким слоем грязи, бессмысленно остановил взгляд на склонившемся над ним высоком парне.

— Шуми-и-ит!.. — тихо проговорил Петька, будто спрашивая товарища: «Ну что там? Или это в голове у меня?..»

— Шумит, Петька! Вода шумит!

Глаза Петьки сузились, и в них слабой искоркой засветилась радость.

— Живем… — услышал высокий парень, подмигнул Петьке и, отвернувшись, протер кулаками глаза.

Рядом молча стояли усталые товарищи. И никто из них не видел, как освещенный ровным матовым блеском рассвета, под сломавшейся крышей льда, обнажился согнутый, искалеченный винт самолета.