Небо выше облаков

Взрыв метана на угольной шахте произошел утром. Двадцать шесть пострадавших, из них судьба восьми шахтеров пока неизвестна, шестеро погибших, остальные получили травмы разной степени тяжести. В час дня вертолет доставил в город первых потерпевших. Из двенадцати – семеро в критическом состоянии. На работу вызывают всех.

Я не помню, сколько времени нахожусь в операционной. Может, шесть часов, а может, двенадцать. Все слилось в один сплошной временнóй коридор, в котором я превращаюсь в холодный механизм, орудующий скальпелем, ножницами и иглой. Приходится чистить обугленную кожу, продувать легкие, сшивать мышцы и сосуды. Троих отвозят в ожоговый центр, но вертолет доставляет еще шахтеров, которых удалось достать из-под обвала, и все продолжается.

Время исчезло, его нет. Как и люди вокруг стали фоном. Реанимационное отделение переполнено, и колоссальное напряжение не отпускает по меньшей мере двое суток. А может, и дольше.

Операции следуют одна за другой. В какой-то момент я просто перестаю следить за временем.

Не помню, когда очутился на улице. Я не курил вечность, и сейчас проглатываю сигарету одну за другой, глядя перед собой невидящим взглядом. Мысли заняты хронологией проведенных операций, фамилиями больных, звонками и разговорами с их родными и близкими людьми. Спорами с коллегами. Всем тем, что еще предстоит сделать.

Рита тоже выходит на улицу. Останавливается рядом и в какой-то момент приваливается к груди.

– Андрей, я так устала. Сумасшедший день! Еле стою на ногах, а ведь ты здесь больше двух суток.

– Иди домой.

– А как же ты? – девушка трется о грудь щекой, отбирает из моих рук сигарету и затягивается. Ее пальцы пробираются под руку и ложатся на спину.

– Я останусь.

– Андрей, дежурство закончилось. Ты не машина, чтобы работать на износ. Тебе необходимо по-спать. Фадеев все равно не допустит тебя в операционную, пока ты элементарно не отдохнешь. Поехали ко мне, а? Ты совсем перестал меня замечать. Поможем друг другу забыться. Мы не виноваты в смерти того парня, его уже нельзя было спасти.

Знаю, не виноваты. Но память еще долго не отпустит почерневшее от огня лицо, изувеченное взрывом тело, и запись от руки в больничном журнале: «Бессарабов Роман Вениаминович, 22 года». Сохранит подробности, чтобы еще и еще раз спросить: а все ли возможное я сделал для того, чтобы он жил?

Я не замечаю Риту. Не чувствую ее ладонь на плече и не вижу глаз. Дальше не слышу ни слов, ни уговоров, ни собственных мыслей. На улице стемнело, но фонари освещают внутренний больничный двор и фигуру светловолосой девушки, что остановилась в нескольких шагах от входа.

Светка.

Она стоит в летнем платье, с распущенными волосами, полуобернувшись в желании уйти, но смотрит на меня.

– Кто это? Кто-то из родственников пострадавших? – спрашивает Рита, тоже заметив девушку. – Хочешь, я сама с ней поговорю? Андрей?

– Нет.

Уфимцева колеблется, но все же подходит ближе. Останавливается передо мной. Не смотрит на Ритку и не замечает рук, которые только крепче цепляются за меня.

– Здравствуй, Андрей.

– Света…

– Извини, не хотела вам мешать. Я бы ушла, если бы ты меня не заметил. Уже поздно, мне дали всего лишь пять минут, а в отделение не пустили. Я не знала, что ты не один.

Голос. Губы и руки. Умные голубые глаза. Вот что мне нужно, чтобы забыться. Она.

Ее запах и ее тело. Ее ответное желание, схлестнувшееся с моим.

Мое собственное тело от ее близости цепенеет, словно попало в аркан.

– Что ты здесь делаешь?

– Ты не вернулся и не отвечал на звонки. Я беспокоилась. Из новостей узнала, что произошло, и захотела убедиться, что с тобой все хорошо. Я приезжала утром, но ты был занят.

– С ним все хорошо, девушка. Вы разве не видите? – вмешивается в разговор Рита, важно поджав рот, но Света ее не слышит. Не смотрит, словно мы одни.

– Тебе ничего не нужно, Андрей? Ты неважно выглядишь, – спрашивает, и по глубине взгляда ясно, что для нее действительно важно знать, как я.

– Нужно.

– Что, скажи? Когда ты последний раз спал? Или ел? Ты хочешь есть?

– В отделении сложилась неординарная ситуация, и Андрей Павлович два дня не выходил из операционной! Нам пообедать некогда, все крайне устали. Сейчас мы как раз сдали дежурство и собираемся домой. Это внутренний двор больницы, девушка. Здесь нельзя находиться посторонним, вам лучше уйти.

Я знаю, что Уфимцева способна ответить. В прямоте и острословии Рита и близко ей не соперница. Все дело в Светке. Ей все равно, кто стоит рядом со мной, но не безразличен я сам.

Как чертов друг.

Меня внезапно душат цепкие руки на груди и задевает тон ответа. Светка его точно не заслужила.

– Рита, возвращайся в отделение. Я сам решу, кому здесь можно находиться, и когда. Это ко мне.

– Андрей Павлович…

– Передай Фадееву, что я буду завтра с утра. Иди.

Рита не сразу уходит. Прежде она поправляет на груди халат и бросает на Уфимцеву холодный взгляд. Нежно проводит ладонью по моему плечу и с тихим вызовом обещает, потянувшись к щеке:

– Как скажешь. Еще увидимся… Андрей!

Увидимся. Но почему именно сейчас мне не по душе то, как именно прозвучало обещание.